Алексей Макеев: Врачебная тайна

— Часто они так? — кивнул я на бытовку.

— Бухают? Бывает. А то и просто так засиживаются. Угораздило меня в одно расположение со старшиной попасть! Теперь таскает… А ты здорово рыжего приложил! Житья никому не дает.

Наша беседа прервалась из-за появления на пороге бытовки Атаманова со Шляховым. Старшина хлопнул сержанта по плечу, сказал: «Давай!» Шляхов исчез, но вскоре вернулся и, подойдя сперва к Атаманову, двинулся ко мне. В руке у него был какой-то сверток. Старшина что-то буркнул, Шляхов спрятал сверток за спину.

— Запустил котлы? — спросил он меня. — Пойдем со мной, дело есть.

Удивляться я не стал. Как неожиданно попал в варочную, так ее и покинул. Старшину с того момента не видел. С котлами, очевидно, дальше справились без меня.

Сегодня дверь бытовки была распахнута настежь, никаких следов пиршества, естественно, не углядеть. Атаманов сидел за столом, трезв, свеж, глаза смотрят холодно.

— Товарищ старшина! Рядовой Смелков по вашему приказанию прибыл!

— Сядь, — махнул рукой Атаманов. — Это ведь ты котлы запускал?

— Так точно, — подтвердил я. Атаманов все-таки был пьянее, чем казался, той ночью, — подумалось. — Некоторая амнезия имеет место быть. Он же со мной лично ночью разговаривал, как сейчас.

— Слышал уже, что случилось? Не знаю, что там у Шляхова, сердце больное было или что? Врачи разберутся. Все хорошо выпили… День рождения у меня был!

— Поздравляю! — сказал я.

— Спасибо! — криво усмехнулся Атаманов. — Не надо было ему догоняться!.. В общем, так, — принял решение старшина. — Все будем валить на покойника, ему теперь все равно. В шинок, скажем, он сам ходил. Ты не при делах. Понял?

— Так точно, — проговорил я, пораженный его благородством. На губу, и правда, не хотелось.

Из столовой я отправился в штаб, к замполиту. Мы с умом, честью и совестью нашей части были почти друзья. Спортгородок, который с Перепелкиным строили, поначалу смахивал у нас на деревню. В смысле потемкинскую. Опоры турников пришлось вкопать без фундамента. Цемент — не сигарета, его так легко не родишь, не имея возможности покидать часть, а у кладовщика Али Бабы в отсутствие прапорщика снега зимой не выпросишь. Стройматериалы экономил пуще, чем Повар харчи, готовя нам обед. Вот и пришлось врыть столбики просто так. Сроки поджимали, перед присягой ждали проверку. На беду, проверяющему взбрело на ум продемонстрировать свою форму. Спортивную — подполковничий мундир все и так видели. Снял китель, повис на турнике, хотел подтянуться. А дядька здоровый, с виду — больше центнера в нем! Турничок-то наш на сторону и поехал! Командир сделался красен как рак. «Шкуру спущу!» — орал потом. Да только что с нас взять? Мы даже присягу еще не приняли.

«Когда примете, из нарядов у меня не вылезете!» — пообещал нам с Серегой Шляхов. «Можно и не принимать», — не смог сдержать я свой язык. «Ты что, Смелков, долбанулся?» — даже испугался Шляхов. Эта стычка была у нас с ним далеко не первая. «Долбанутым надо быть, чтобы принимать присягу, когда тебе за это всякие ужасы обещают», — сказал я ему. И в этот же день оказался на ковре у замполита.

При виде холеного мужчины в мундире с иголочки первым делом подумалось, что в нашей дыре он надолго не задержится. В Москву, в Москву! В руках подполковник Гарбузов вертел мою анкету.

— Смелков Олег Викторович… Окончил Горьковский политехнический институт… Мать — преподаватель в университете… Отец — журналист…

«Есть еще дядя в главной военной прокуратуре, — мысленно продолжил я. — И отец, на самом деле, не рядовой журналист, а главный редактор горьковского «Рабочего».

— Значит, вы, Олег Викторович, не хотите присягу принимать?

— Что вы, товарищ подполковник! Я такого не говорил.

— Выходит, сержант Шляхов врет?

— Сержант Шляхов меня неправильно понял. Я сказал только, что могу не принимать присягу. Дело это добровольное. Извините, товарищ подполковник, неудачно блеснул эрудицией. Так напугал товарища сержанта…

Гарбузов усмехнулся:

— Знаешь, Смелков, как говорят литераторы? Способность остроумно писать подразумевает наличие чувства юмора у читателя. Если же его нет…

Гарбузов рассказал мне историю бойца, который упорно не желал принимать присягу и в итоге после всех перипетий оказался в сумасшедшем доме.

— Полагаю, это не твой случай? — выразил надежду подполковник Гарбузов.

— Так точно, не мой, — согласился я. Хотелось продолжить: «Это — наш случай».

С тех пор замполит меня запомнил, не упускал случая пообщаться. Видя на тумбочке, например, радовался: