Мэри Стюарт - Мадам, вы будете говорить?

Немного погодя, к собственному удивлению, я уснула.

Проснулась я в пустой комнате, забрызганной пятнами солнечного света, проникающего сквозь ставни, и под успокаивающее звяканье посуды на террасе под окнами. Долгую минуту я удивлялась, почему лежу так неудобно, свернувшись калачиком поверх одеяла, и накрыта своим жакетом. Потом вспомнила, и сон как рукой сняло. Я повернулась и взглянула на соседнюю кровать. Увы, это не было ночным кошмаром – странный разговор среди темных развалин, мой обморок, неумолимый человек, собирающийся «прилипнуть» ко мне как любовник – я видела отпечаток его тела на постели, где он лежал, вмятину на подушке, оставленную его головой, и кучку окурков в пепельнице.

Я села и спустила ноги с постели. Тело затекло от сна в неудобной позе, я не выспалась, но никаких других физических последствий ночных приключений не чувствовала. Психологически, однако, я была в полном смятении. Где сейчас Ричард Байрон? Что он собирается делать сегодня. И как сбежать от него?

Я заперла дверь, сняла жакет и платье и вымылась. Холодная вода придала мне бодрости. Энергично расчесав волосы, я встряхнула зеленое платье, поблагодарив небеса и открытия химиков за немнущиеся ткани, и надела его снова. Привычный утренний ритуал в значительной степени восстановил мою уверенность в себе. Как-нибудь я сумею сбежать от Ричарда Байрона, доберусь до Авиньона, придумаю что-нибудь для Луизы, и мы уедем проводить отпуск в другое место, по крайней мере до тех пор, пока Лоран с мальчиком не отправятся на побережье. В худшем случае, если я не смогу оторваться от врага, попытаюсь сбить его со следа, увести от Авиньона. Хотя… По телу пробежала холодная дрожь, когда я подумала, на что он будет способен, если его планы снова удастся расстроить.

Во всяком случае я должна быть готова воспользоваться первой представившейся возможностью. Я сложила книгу, темные очки и прочие мелочи, привезенные с собой, в объемистую сумку, проверила, не забыла ли что-нибудь, а затем, набросив на плечи жакет, вышла в коридор.

Ричард Байрон ожидал меня у подножия единственной гостиничной лестницы. Облокотившись на стойку перил, он курил неизбежную сигарету и, когда я нерешительно спустилась вниз, поднял глаза и язвительно пожелал мне доброго утра.

– Надеюсь, вы хорошо спали, – осведомился он, выпрямляясь.

– Если мы муж и жена, – заметила я, вам следовало бы это знать. И дайте мне сигарету, пожалуйста.

Он протянул мне одну, и мы вышли на террасу. Один-два человека еще завтракали, но проснулась поздно, и большинство постояльцев уже отправились осматривать развалины городка или уехали в автомобилях.

Он последовал за мной к столику на краю террасы и подал мне стул.

Не взглянув на него и не проронив ни слова, я села в тени и стала следить за нежными голубоватыми лепестками дыма, поднимающегося от моей сигареты к свисающему со стен террасы дикому винограду. Мы сидели несколько минут в полном молчании, но это не было уютное молчание друзей: я чувствовала его взгляд на своем лице и напряженно ощущала его присутствие. Воздух между нами наэлектризовался от незаданных вопросов и неполученных ответов.

Пока я следила за своей сигаретой, подошел официант с кофе и рогаликами.

Кофе был очень горячий и вкусный, с восхитительным ароматом, разлитым в неподвижном, пронизанном солнцем воздухе. Я положила кусочек сахара в чашку и медленно размешала, наслаждаясь запахом кремово-коричневой жидкости.

– Возьмите рогалик, – предложил Ричард Байрон, протягивая мне плоскую корзиночку с горячими свежевыпеченными булочками, разложенными на белоснежной бумажной салфетке.

Что-то в этом обычном знакомом жесте за утренним столом заставило меня яснее осознать странное и неприятное положение, в котором я очутилась. Не глядя на Байрона, я взяла рогалик, но память всколыхнулась… Джонни передает мне тост, мармелад… Я закусила губу. Никогда Джонни не казался таким далеким, таким ушедшим навсегда, я бы сказала – таким мертвым.

Я одна. И помочь себе могу только сама, хотя отчетливо сознаю – меня скроили не из того материала, который отпущен для героинь. Я была напугана, сбита с толку и глубоко возмущена сложившейся ситуацией.

Поэтому я сидела за столом, ела, не ощущая вкуса, рогалики и, глядя на далекую золотистую равнину за скалами, не строила никаких планов. С каждым глотком горячего кофе мне становилось лучше, но мой мозг онемел, и я не осмеливалась взглянуть на Ричарда Байрона, чтобы он не заметил, до какой степени его боятся. Хотя, если он до сих пор не понял, что при виде его меня охватывает паника, он и в самом деле полоумный.