Владимир Романовский - Инсула

– Перестань расхаживать, пожалуйста.

Она проигнорировала просьбу. Рылеев сказал:

– Может, Спокойствию пора определиться – чем они занимаются: недвижимостью, строительством, капиталовложениями, контролем организованной преступности?

– Мы всем понемногу занимаемся, Рылеев. Разве не заметно? … Все, что ты делаешь в жизни, имеет последствия. Я ведь говорила тебе, что если они откажутся продать квартиры, что-нибудь обязательно случится. Что-то, что никому не понравится. Открытое несогласие с политикой ооо ведет к штрафам. Законное предложение было сделано, и было отвергнуто. Фирма не любит, когда ею пренебрегают. Не больше, чем ты любишь, когда тебя обыскивают невоспитанные ухари у входа.

Рылеев перевел глаза на ноги Людмилы, шагающие туда-сюда – весьма, к слову сказать, красивого рисунка ноги.

– Кто настоящий владелец? – спросил он. – Миронов или Кац?

Людмила засмеялась, удивив этим Рылеева. Открыв мраморную шкатулку, она вынула из нее дротик и запустила в мишень на карибской пальме. Попала.

– Миронов? Кац? – повторила она насмешливо. – Марионетки. Настоящий владелец, он же клиент, и он же арбитр – Необходимость. Что тебе нужно, Рылеев? Помоги разобраться.

– Я здесь как делегат от правления дома. Посол. Переговоры веду.

– Перепугались. Что ж, хорошо. А только поздно.

– Почему поздно?

Она кинула в мишень три дротика подряд и сказала:

– Не распыляйся, Рылеев, сосредоточься. У них был шанс, и было время, им предлагали переговоры, они этот шанс просрали. Всё. Теперь они будут делать то, что им скажут. И ты тоже.

Рылеев, подавленный, но крепящийся, потянулся к пачке сигарет на столе, вынул одну, закурил. Людмила кинула еще один дротик.

Сказала:

– Oни могли бы получить приличную сумму – чуть выше рыночной цены. Ни цента бы не потеряли.

– Не понимаю.

– Теперь им придется отдать квартиры за пятьдесят процентов изначальной цены. Мы могли бы их заставить просто подарить нам эти квартиры, но возникли бы сложности с налоговой инспекцией.

– Прости, как ты сказала?

Людмила приблизилась к Рылееву, взяла у него зажженную сигарету, села на край стола и с удовольствием затянулась.

– Адвокат фирмы придет к вам в дом завтра утром, со всеми документами, – сказала она.

Рылеев покачал головой.

– Пятьдесят процентов? Ты в своем уме?

– А что?

– Да кто ж такое подпишет!

– Подпишут, уж ты мне поверь.

– Кошмар. Людмила, что ты наделала?

– Я? – она затянулась и отдала сигарету Рылееву. – Это не моя компетенция. Я ничего не контролирую. Выпить хочешь? Всегда держу скотч в ящике стола. С этой блядской работой…

Она театрально вскинула вверх руки, открыла ящик и вытащила бутылку и два тамблера.

Рулеев спросил:

– Как ты собираешься их заставлять подписывать? Запугаешь? Пытать будешь? Будут еще убийства?

– Это не мне решать.

Она налила в тамблеры виски, протянула один тамблер Рылееву, свой выпила залпом и налила еще.

– В тысячный раз, Рылеев, я не имею к этому отношения. Совет директоров – наш совет – разозлился не на шутку. Но то совет.

– Ну посуди ты здраво – нельзя ж всерьез думать, что люди просто возьмут да и отдадут добровольно пятьдесят процентов своей собственности!

– Почему ж? Это всякий день случается. Замораживают счета, имущество конфискуется.

– Это когда у людей долги!

– Нет. Это когда люди окончательно достали вышестоящих. Не заплатить долг – всего лишь один из способов это сделать. Мой тебе совет – новое жилье начинай искать прямо сегодня. И пожалуйста скажи соседям, чтобы до завтрашнего утра никуда не отлучались. Для их же пользы.

Рылеев встал. Людмила выпила залпом и налила еще.

– Ты это всерьез, – в последний раз попытался достучаться до нее Рылеев.

Она покачала головой, удивляясь, как он медленно соображает.

– Может, что-то можно сделать…

– Что-то сделать всегда можно, Рылеев. Потоп вон никто не должен был пережить, а Ной взял и построил ковчег.

– Намекни, что именно мы тут обсуждаем? Кто-то требует жертвы?

Она хитро, и слегка пьяно, прищурилась.

– Что-то вроде этого. Солдаты и полицейские жертвуют комфортом, а иногда и жизнями, чтобы другие жили в комфорте. Жанна д’Арк принесла в жертву свою молодость, женственность, и в конце концов жизнь, чтобы изгнать оккупантов.

Он затянулся и снова сел в кресло. Людмила устроилась поудобнее на столе, положила ногу на ногу.

– Ты поступил в семинарию, чтобы сбежать от меня. Когда ты понял, что слишком прогрессивен, чтобы посвятить всю жизнь нелепым суевериям, ты подался в армию. К концу твоей … смехотворной … военной карьеры ты повстречал молодую лейтенантшу, которая в тебя вцепилась как клещ ради денег твоего отца, а ты думал, что она тебя так полюбила, так полюбила, блядь, просто ужас, и женился на ней. Скажу тебе один раз, Рылеев, повторять не буду: тебе пора возвращаться к своим. От судьбы не убежишь, Рылеев. Признайся. Вы не часто выходите в люди потому, что тебе неудобно. Ты стесняешься. Жена твоя может что-нибудь ляпнуть, стыдное, или запить устрицу бокалом шампанского, илы рыгнуть и «культурно» извиниться – и это сразу отразится на твоей репутации. Я не сомневаюсь, что она очень хороша как любовница – у нее есть для этого все данные. Как жена она никуда не годится. Она из другого сословия. Меня ты стыдиться не будешь, Рылеев.