— Быстро, спускай ниже колен! Запахло спиртом, приятно зажгло рану.
— Я на твою пробоину пластырь наложила, надежнее любой повязки. Вот и все, можешь одеваться.
Я нагнулся, а из–под рубахи на пояснице показалась кровь.
— А ну, обожди.
Тут она и обнаружила у меня в спине штыковую рану.
После перевязки я направился к выходу из подвала. Там стоял командир батальона капитан Котов. Рядом о ним — Логвиненко, кто–то еще.
Комбат постоял немного, как бы убедившись, что подошли все, отодвинул дверь, крикнул: «За мной!» — и кинулся к оврагу Долгому.
Бежать по развалинам, прыгать через бревна мне было тяжело. Комбат остановился: где–то на полпути ему попалась глубокая траншея. Тут я догнал его. Капитан молча сидел в уголке, прижавшись спиной к стене. Его бледное лицо покрылось каплями пота.
Я присел около него, немного отдышался, потом спрашиваю, вернее, сам себе задаю вопрос:
— Оставили медпункт, раненых. Разве за это похвалят…
Капитан Котов словно проснулся, молча встал, поправил на боку автомат, выполз на бруствер, покрутил головой, плюнул в сторону конторы метизного завода и бросился обратно. Мы за ним. Вражеские пулеметы прижали нас к фундаменту дома. Первый этаж и полуподвальное помещение этого дома были переполнены нашими бойцами. В двух больших залах лежали раненые. Среди них метался фельдшер Леонид Селезнев. Сюда шли и ползли солдаты с разных сторон. Подходы к дому прикрывали автоматчики роты Евгения Шетилова. Здесь и остановился капитан Котов.
Стыдно нам было смотреть друг другу в глаза — побежали к Волге… Позор.
Я не мог сидеть без дела. Искурив от досады махорочную самокрутку до ожога губ, решил подняться на второй этаж.
Там ходить во весь рост нельзя было: в дверные и оконные проемы влетали пули. Я лег на живот и ползком пробрался к пролому в кирпичной стене, замаскировался под кучей досок. Отсюда стало видно, что по дому строчит фашистский пулемет.
Со мной автомат, гранаты, за поясом пистолет. Все оружие для ближнего боя, а до пулемета метров триста. Нужна винтовка. Что же делать? Снова надо выползать из–под досок. Решил выползать задом, чтобы не разрушить маскировку. Только пошевелился — слышу голос Николая Логвиненко:
— Ты что ворочаешься? Опять ранило?
— Нет. Вижу фашистский пулемет, нужна винтовка, принеси из подвала.
Николай быстро принес винтовку. Беру на мушку голову пулеметчика. Выстрел — и пулемет замолчел. Еще два выстрела — и два подносчика патронов, подергавшись, упокоились рядом с пулеметчиком.
Наступила ночь. В воздухе вспыхивали ракеты. Ослепительный свет чередовался с непроницаемой тьмой. Со второго этажа мы спустились вниз. Я зашел в отсек к командиру батальона, Он сидел на плащ–палатке, поджав под себя ноги, разговаривал по телефону. Из обрывочных фраз мне стало ясно, что за ночь мы должны вернуть потерянные позиции. Так и следовало ожидать. Ночь должна быть наша!
— Нужны «феньки» и «дегтяревки» без рубашек, — говорил комбат. Это он просил гранаты: «феньки» — Ф–1, «дегтяревки» — РГД без оборонительных чехлов. Комбат уже знал инструкцию генерала Чуйкова: «Перед атакой захвати десять–двенадцать гранат… Врывайся в дом вдвоем — ты да граната. Оба будьте одеты легко: ты без вещевого мешка, граната — без рубашки!»
Отличное оружие — граната.
Мы нагрузились ими, как говорится, под завязку. Нагрузились и пошли. Ночь наша…
Ох и досталось гитлеровцам от нашей «карманной» артиллерии в эту ночь!..
К утру мы восстановили свои позиции в кузнечном цехе метизного завода.
Командный пункт батальона тоже перебрался в кузнечный цех. Цех был разделен глухой стеной из белого кирпича. Стена эта имела собственный бутовый фундамент, и кладка в верхней ее части выходила над крышей больше чем на полметра. Все кругом разрушено, а стена стоит и стоит, разделяя защит ников Сталинграда и фашистов. Слышались кашель, разговоры врагов. Каждый шаг надо делать с осторожностью.
Несколько дней назад Саша Реутов делал подкоп под фундамент стены. Натолкнулся на большой камень. Сколько ни колотил его — дело не двигалось. Тогда Саша нашел в кузнице тяжелую кувалду. С первого удара камень вылетел, как пробка из бутылки. С той стороны раздался вскрик, и тут же — автоматная очередь. В образовавшуюся дыру строчил фашистский автоматчик.
Реутов прижался к стене и сидел ни жив ни мертв: стоило немцу подвинуть ствол автомата на два сантиметра вправо, и его прошило бы насквозь. Лишь спустя минуту Реутов опомнился, достал из кармана гранату, выдернул кольцо и швырнул ее в отверстие. Взрыв — и оглушительная тишина. Из дыры клубился густой черный дым…
Читать дальше