Валерий Фатеев - Город в законе - Магадан, триллер

Послышалось, что ли…

Я вернулся в комнату и прилег на диван. Надо заснуть. Тогда все пройдет, по опыту знаю, что сон — лучший лекарь.

Но сон не шел. Едва я пытался прикрыть глаза, как сразу по углам начинали шевелиться тени, слышались неясные голоса — они спорили, требовали, упрашивали и все это было так четко, что подмывало вмешаться в их оживленный разговор.

Я открывал глаза и смотрел на висевшую над кроватью картину Вызова… Тихий мирный пейзаж. Перекат горной реки и сопки уже в багрянце осени. И вот река начинала течь, я видел, как светлые струи подмывали песок, неуловимо менялись краски, как будто ветер шевелил листья и ветви.

— Если я выпью, — размышлял я, — Все это пройдет… на время. Нет, надо держаться.

Но я чувствовал, что не удержусь, и тогда опять, и тогда уж точно никакого тебе самолета и выходит радость твоим врагам и горе твоим близким… Позорная смерть… с перепоя.

— Владимир Наумович, — позвонил я приятелю, он работал в наркологии. — Выручай. Один остался, запил. Боюсь…

Владимир Наумович не заставил себя ждать. Буквально через несколько минут будто вихрь ворвался в мою квартиру. Несмотря на свои почти шестьдесят лет, доктор был подвижен как ртуть и говорлив как утренний голубь.

— Э, дорогой мой. Круто ты взялся… Сколько уже пьешь.

— Дней пять.

— Так-так, и говоришь — рейс на вторник.

— Ага.

— Ну, в таком состоянии я тебя не пущу. Либо кандидат в покойники либо квакнешь во излечение перед полетом и в хлам превратишься со всеми вытекающими обстоятельствами и непредсказуемыми последствиям, самым безобидным из которых будет вытрезвитель — либо наш, либо столичный. А сердечко может и не выдержать — этого хочешь?

— Что делать?

— Сейчас поедем со мной в диспансер. Там почистим кровь, придется под капельницей полежать, потом поспишь под контролем наших сестричек и будешь долечиваться дома.

Он вызвал машину и мы поехали с ним в диспансер. О голосах я ему ничего не сказал — тогда уж точно на неделю закатает меня.

Наркологический диспансер оказался мрачным желтым зданием. На окнах были решетки, у входа стоял охранник.

— Обожди, — вцепился я в рукав врача, — Это же… тюрьма. Меня отсюда не выпустят.

— Не паникуй, Михалыч, — улыбнулся моему испугу Владимир Наумович. — Это обычное лечебное учреждение. А решетки и охрана — у нас же есть отделение наркоманов и отделение буйных. За ними глаз да глаз.

Мы прошли через это отделение для буйных. Почти все они лежали в своих кроватях крепко принайтованные к спинкам кто полотенцами, а кто прочным широкими бинтами. Они дергались, хрипели, матюкались, умоляли, бредили… я шел как в дурном сне и еле расслышал голос провожатого.

— Ну что, хочешь таким стать. Овощем.

Он кивнул головой в сторону окна. Там на корточках между стеной и мусорным ведром сидел пожилой алкаш с бессмысленным выражением лица и, глядя в пустоту и подвывая, анонировал.

Меня стошнило.

Врач кого-то позвал, подскочил дюжий санитар и подзатычинами погнал больного в палату

Меня положили в палате для легких и, как я понял, для блатных. Стояло всего три койки, телевизор и было довольно чисто. Не успел и глазом моргнуть, как поставили капельницу и я вскоре забылся в долгом исцеляющем сне.

Через сутки с дурной от депрессантов головой, но уже без алкогольного тумана, я вернулся домой. Проходя мимо женщин, собравшихся у четвертого подъезда, услышал:

— А ведь жаловалась Валя, что бьет он ее. И вот добил- таки, скотина.

— Эх, водка-водка, что она с русскими мужиками сделала.

Мне показалось, что их взгляды прожигают мне спину.

Валя… Да это же ее голос звал о помощи!

Выходит, это не галлюцинация.

Но как же я мог услышать их голоса через три подъезда?

— Все! — Сказал я себе. — Завязал!

От принятого решения полегчало и я стал собираться в дорогу.

Однако, проверив свой бумажник, присвистнул. Денег было в обрез. Выходило, что я за неделю прокутил почти все отпускные — десять тысяч рублей.

И тут я вспомнил об акциях Устиныча. Почти через номер "Магаданка" давала объявления о покупке банками и какой-то компанией акций "Школьного", но я не торопился их продавать, справедливо полагая, что ценность их будет расти и далее. Теперь обстоятельства складывались так, что дальше я тянуть не мог.

Пришлось ехать на квартиру Устиныча.

Я не был здесь почти месяц. Все покрылось пылью, надо бы прибраться, но теперь уже после возвращения.

Я забрал акции — их оказалось ровно сто штук. Если газета не врет, пять тысяч баксов у меня на кармане, с этими деньгами можно и в Таиланд. Ну, в Таиланд не в Таиланд, а в Германию и Чехию я своих свожу точно.