Екатерина Ракитина - Жёлтые цветы

Сердце Джейн замерло.

— Тем удивительнее найти товарища и соратника в юной леди, которой подобная сторона жизни в новинку. Вы наделены редкими талантами, мисс Марпл. Жаль, если вы пренебрежёте ими. Но, позвольте мне говорить как другу и старшему, я искренне желаю вам никогда больше не расследовать смертей и не применять на практике ваш талант к сопоставлению фактов и наблюдательность.

— Почему? — только и смогла спросить Джейн.

— На этой стезе сложно найти то, что называют обычно счастьем, — улыбнулся мистер Верниер. — Впрочем, для подобного счастья нужно другое дарование: обманываться и жить иллюзиями, к чему люди нашего склада способны крайне мало.

— Нашего склада? — одними губами повторила Джейн.

— У нас с вами куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд, — промолвил мистер Верниер.

С этими словами он резко поднялся и протянул Джейн руку. Ледяными пальцами девушка взялась за его тёплую сухую ладонь и опасливо встала. Ей казалось, что сад кружится вокруг неё, словно она мчится на карусели в Брайтоне.

— И ещё кое‑что, мисс Марпл, — сказал мистер Верниер, не убирая руку. — Помните, вы хотели отыскать какую‑нибудь окаменелость?

— И у меня не вышло, — грустно улыбнулась Джейн. — Видимо, я всё же недостаточно наблюдательна.

Мистер Верниер сунул другую руку в карман и вынул нечто, завёрнутое в бумагу.

— Я взял на себя смелость изучить камень, которым вы тогда на берегу прижали от ветра альбом младшего мальчика Ленгстонов. Взгляните.

Мистер Верниер протянул свёрток Джейн. Руки не слушались девушку, но она, в конце концов, развернула бумагу, и на ладони у неё оказался белый камешек с вмятиной в виде цветка посредине.

— Он похож на сердце, — прошептала Джейн.

— Micraster coranguinum, — пояснил мистер Верниер. — Окаменелый морской ёж.

— Я нашла его, — задумчиво произнесла Джейн, — и сама того не поняла.

— Но теперь находка ваша по праву. Прощайте, мисс Марпл.

Мистер Верниер поклонился и пошёл прочь из сада. Оступившись на краю дорожки, он сломал прекрасный нарцисс, но ни сам наблюдательный мистер Верниер, ни Джейн, сжимавшая в руках каменное сердечко, этого не заметили.

— А что было дальше? — тихо спросила Синтия, когда тётушка Джейн замолчала.

— Дальше, милая, я сдала Гаскин–Гейт и вернулась сюда. Через несколько лет дом купил какой‑то джентльмен из Лондона, бумаги оформил адвокат, я не нашла в себе сил снова поехать в те края. Дело Чарльза Торнфилда передали в колониальную администрацию, но суд так и не состоялся, Чарльз умер через три месяца. Я навещала его в больнице, он был спокоен и ухожен, кто‑то даже передал ему вещи, подходившие по размеру. Ленгстоны около года спустя переехали в Борнмут, где доктору предложили место в лечебнице. Мисс Митчем перенесла удар вскоре после суда и больше не вставала.

— А мистер Верниер?

— О нём, милая, никто с тех пор не слышал. Что ещё тебе рассказать?.. Ах да, Сьюзен вышла за Неда Харди, как и следовало ожидать. Я была крёстной её первенца, прелестной девочки. Если ты принесёшь мне фотографии из шкатулки в моей спальне, я тебе её покажу.

Синтия не испытывала ни малейшего желания смотреть на дочь Сьюзен, но послушно поднялась и направилась в спальню тёти Джейн. Шкатулка, о которой шла речь, затейливая африканская вещица, стояла на комоде. Синтия подняла резную крышку, вынула пачку фотографий, перевязанных тесьмой крест–накрест, и вдруг увидела на дне шкатулки нечто, привлёкшее её внимание.

Белый камешек, размером с палец, в форме сердца, в бумажном гнезде.

Осторожно достав его, Синтия погладила пальцем шероховатую поверхность. Потом присмотрелась к смятой бумаге, в которой лежал камешек, и, вытащив её из шкатулки, расправила.

То был бланк телеграммы почтового отделения Апстока, Сассекс.

На бланке побуревшими чернилами, твёрдым почерком телеграфиста было написано:

31 марта 1894 г.

М–ру Хорасу Верниеру, Гаскин–Лодж.

Тигр напал на человека. Жертва скончалась. Время начать охоту. М. Х.