Екатерина Ракитина: Подробный отчёт о колченогом Риколетти и его ужасной жене

В июне 1889 года мы с Шерлоком Холмсом возвращались из Херефордшира, где мой друг путём блестящих умозаключений спас от верной гибели молодого человека, ошибочно обвинённого в чудовищном преступлении. Неожиданная и трагическая развязка этого дела так подействовала на меня, что на какое-то время я погрузился в размышления и не сразу осознал, что Холмс всю дорогу до станции не проронил ни слова.

Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Годы, что я провёл рядом с Шерлоком Холмсом, наблюдая его за работой и по мере своих сил помогая ему, приучили меня к тому, что в любом расследовании Холмса привлекала прежде всего тайна. Его деятельный, пребывавший в постоянном напряжении разум не просто откликался на вызов, но искал вызова, жил им, подобно тому, как живёт пламя свечи, пока его питает воск. Но стоило Холмсу разрешить загадку, он, словно догоревшая свеча, угасал, теряя интерес ко всему вокруг и впадая в апатию. В этом состоянии мой друг мог по целым дням лежать на диване в гостиной, смотреть в пустоту и рассеянно покусывать мундштук давно погасшей трубки. Его глаза утрачивали всегдашний острый блеск, он делался небрежен в одежде и неряшлив, почти не ел, а приходя ненадолго в себя, бывал резок и несдержан. Я настолько привык к подобным перепадам настроения, что счёл молчание Холмса первым симптомом надвигающейся хандры.

Однако диагноз мой оказался неверен.

В поезде Холмс, как всегда, примостился в углу и развернул газету. Я решил попусту не раздражать его разговорами и собрался, было, дочитать роман, который прихватил с собой, но, судя по всему, куда-то засунул книгу, укладывая вещи, и не смог её отыскать. Впрочем, едва ли мне удалось бы сосредоточиться на чтении после всего, чему я стал свидетелем в Россе и его окрестностях. Глядя в окно, я думал о молодой паре, чьё будущее могло быть погублено ошибками отцов. Что ждёт их впереди? Смогут ли они отринуть прошлое и счастливо пойти по жизни рука об руку?

— Думаю, в течение года, — внезапно произнёс Холмс, не отрываясь от газеты.

Я воззрился на него в совершенном изумлении.

— Джеймс Маккарти и Алиса Тёрнер. Думаю, они поженятся в течение года. Что до вашего Мередита, боюсь, вы оставили его на столе в гостиничном номере, и придётся писать, чтобы вам его выслали. Во всяком случае, когда мистер Тёрнер нас покинул, книга лежала там.

— Холмс, я никогда к этому не привыкну! — воскликнул я, рассмеявшись. — Как, скажите на милость, вы догадались? Готов поклясться, последние пять минут вы не отрывались от газеты!

— Милый мой Ватсон, вовсе не нужно отрываться от газеты, — невозмутимо отозвался Шерлок Холмс, — чтобы услышать, как вы открываете саквояж, роетесь в нём, а потом с досады громко щёлкаете замком, явно не найдя того, что искали. Самое очевидное объяснение: вы хотели скоротать время в дороге за чтением, но книги в саквояже не оказалось, поскольку вы забыли её в гостинице.

— Допустим, — согласился я. — Но как вы поняли, что я думал о Джеймсе Маккарти и Алисе Тёрнер?

Холмс опустил газету.

— Наблюдение и логические выводы, друг мой, как всегда. Захлопнув саквояж, вы отодвинули его, уставились в окно — и затихли. Через полминуты я взглянул на вас и заметил, что раздражение ваше схлынуло: вы приняли более удобную позу, и вид у вас сделался задумчивый. Закономерно было бы предположить, что ваши мысли обратились к драматическому происшествию, в котором нам довелось поучаствовать. Вы вздохнули, сокрушённо покачали головой, потом безотчётно покрутили обручальное кольцо, и взгляд ваш обратился в пространство, будто вы созерцали не ландшафты за окном, но что-то более умозрительное и далёкое, некие перспективы. Итак: завершённое дело, брачные узы, размышления о возможном ходе событий — всё это приводит нас к молодой паре, с которой мы только что расстались.

Я покачал головой.

— От вас ничто не укроется. Я был уверен, что вы всецело заняты своей газетой.

— Моё ремесло требует постоянного внимания к окружающему миру, Ватсон. Должен, однако, признаться, что дело Маккарти не отпускает и меня самого. Оно напомнило мне, насколько же мы, люди, непрочный материал! И как нелепы мы в своих уверенных суждениях и мнениях, когда сущая мелочь может полностью перевернуть наш мир и изменить нас самих.

— Боже правый, Холмс! — изумлённо воскликнул я. — Вы с вашим логическим умом и приверженностью научным фактам — последний человек, от которого я ожидал таких речей!