Екатерина Ракитина - Жёлтые цветы

— А дальше, — ответил Чарльз, — я, возможно, по грехам моим, оказался в аду.

Поймав испуганный взгляд Джейн, Чарльз усмехнулся.

— Поначалу никто и подумать не мог, что всё сложится именно так. Шестнадцатого мая мы выступили из Эпе в Побо. Браво, как на параде. Сожгли несколько деревень, убили с десяток иджебу. Потом был бой при Атумбе, и происходящее перестало походить на увеселительную прогулку. Полковник Скотт, однако, жаждал доказать всему миру, что его люди с Золотого берега могут сражаться не хуже регулярного Вест–Индийского полка. Он поставил вест–индийцев в центр строя, а нас выслал вперёд. Мы шли к Иджебу–Оде по старому торговому пути, вытоптанной за века тропе через буш. Тропинка была узкая, идти приходилось гуськом, и наша колонна растянулась мили на две.

Чарльз закашлялся, поморщился и, переведя дыхание, продолжил:

— Они нападали внезапно, из засады. Просто хватали человека и снова исчезали в непролазном кустарнике — а безголовый обезображенный труп позднее подбрасывали на тропинку. К вечеру, не дойдя до реки Йемойи, мы с моим приятелем по Аккре, Джонни Мэтьюсом, упокой Господь его душу, решили бежать. Куда угодно, лишь бы не видеть больше отрубленных голов и пятен крови на рыжей тамошней земле. Едва стемнело, мы тихо выбрались из лагеря и пошли, как мы думали, на запад, надеясь выйти на дорогу в Сагаму, чтобы оттуда попасть в Лагос. Но нам не повезло.

— Что случилось? — шёпотом спросила Джейн.

— Мы попали в плен. Я не буду рассказывать, что нам пришлось пережить, пока нас не выручил один из местных, торговавший с англичанами. Через полгода мы всё же оказались в Лагосе, но какой ценой!.. Бедный Джонни Мэтьюс был болен и умер у меня на руках в каком‑то грязном сарае в порту. Каюсь, я взял его вещи и бумаги, а свои сжёг: если меня поймают и отправят на каторгу за дезертирство, думал я, то пусть никто в Англии об этом не узнает. Так я стал Джоном Мэтьюсом. Иногда мне кажется, что тогда, в Лагосе, умер я — а Джонни как‑то принял мой облик и отправился дальше.

— Но почему вы не дали о себе знать? — воскликнула Джейн.

Чарльз пожал плечами.

— Зачем? Лучше быть в чьей‑то памяти героем, павшим на поле боя, чем жалким дезертиром, опозорившим себя и всех своих близких. Впрочем, даже на то, чтобы исчезнуть, у меня не хватило силы воли и благородства. Идти мне было некуда, в Лагосе меня могли в любой момент арестовать. С великим трудом я устроился на корабль, шедший в Танжер, оттуда перебрался в Испанию, дальше тронулся пешком… О моих приключениях можно было бы написать книгу, если бы мир могла заинтересовать судьба такого ничтожества.

— Мистер Торнфилд, — подал голос мистер Верниер, — когда вы прибыли в Ист–Дин?

— В середине февраля, — ответил Чарльз. — Мне удалось заработать немного денег, продавая кое–какие безделушки, африканские, как я говорил. На самом деле, я делал их сам из любого подручного мусора. Люди легковерны, особенно, когда речь идёт о дальних загадочных странах.

Чарльз усмехнулся и снова закашлялся, на этот раз приступ был мучительнее и дольше. Джейн беспомощно взглянула на мистера Верниера, тот пристально посмотрел на Чарльза и обратился к констеблю Ричардсону:

— Констебль, можно попросить воды? Мистер Торнфилд явно нездоров.

— Сию минуту, сэр.

Констебль Ричардсон с готовностью кивнул и постучал в дверь. Когда ему открыли, он вышел в коридор переговорить со смотрителем.

Чарльз, между тем, немного отдышался.

— Мистер Торнфилд, — сказал мистер Верниер, склонившись к Чарльзу и глядя ему в лицо, — вы бывали в Гаскин–Гейт до того, как наведались туда неделю назад?

— Однажды, — признался Чарльз. — В конце февраля, в субботу, я неожиданно встретил тётю Лавви с этой старой святошей, кузиной покойного дяди, в Ист–Дине возле почтовой станции…

— Миссис Форсайт поехала проводить мисс Митчем, — пояснила Джейн, поймав вопросительный взгляд мистера Верниера. — Та гостила у нас пару недель, если помните.

Мистер Верниер кивнул.

— Тётушка, — продолжал Чарльз, — как мне казалось, меня не заметила. Однако, судя по тому, что сказал на дознании её поверенный, не только заметила, но и приняла меры. Как бы то ни было, через несколько дней, когда деньги у меня совсем кончились, я отважился прийти в Гаскин–Гейт со своими поделками. Притворился бродячим торговцем. Горничная меня не узнала, зато тётя Лавви… Тётушка раскусила меня с первого взгляда — и выставила со двора. Это было за день до того, как тётя Лавви… как её… как раз накануне.