Анна Оранская - Сладкая жизнь

Она так и не заснула в ту ночь после случившегося — может, отключалась на какое-то время, но такое ощущение, что так и лежала всю ночь, видя перед глазами одни и те же кадры. Когда Сергей ушел утром — даже не заглянув к ней, — вышла на кухню, выпила кофе, не чувствуя вкуса, позвонила матери, услышав, чтобы приняла лекарство, лежала и не думала вставать, они со Светкой сами ее днем навестят. Еле отговорилась от вызова «скорой» — убедив мать, что есть у нее и капотен, и еще что-то от давления. Побродила бесцельно по квартире, тупая, слепая и глухая, и стоило лечь, как провалилась в черноту, из которой вытащил звонок в дверь. Мало проспала — часа три — и потому даже обрадовалась, когда мать со Светкой, посидев около нее минут сорок, наконец ушли. Некрасиво, наверное, — но в тот момент ей просто хотелось остаться одной.

Уже стемнело, а она все сидела у окна, глядя неотрывно на заснеженное поле. Говоря себе, что это уже не то самое поле, а совсем другое. Потому что теперь больше ничего не будет тем же. Потому что она стала другая, потому что тот час в постели с этим изменил все и навсегда. Перечеркнув прошлое, испачкав его, разбив то зеркало, в которое она смотрела, оглядываясь назад, на прожитые годы. Зеркало, казавшееся чистым, незамутненным, показывающим ей все самое лучшее, что было.

Ей было все время холодно, и она надела шерстяные носки и принесла из Светкиной комнаты плед, даже не обратив внимания на царивший там бардак. Тарелка с засохшими остатками еды, лохмотья разрезанной бумаги, пластилин, прилипший к крышке секретера, разобранная скомканная постель. И плед она нашла с трудом — он валялся где-то под занавеской, видимо, призванный защитить Светку от тянувшего по полу сквозняка. И сейчас, завернувшись в него целиком, с головой, забралась в кресло с ногами. Бледная, непричесанная, ненакрашенная — похожая на какую-то средневековую сироту, чьи родственники умерли во время эпидемии чумы. Тонущая в вечной лаве мыслей, медленно, но гибельно кипящих в голове.

Она была уверена, что теперь что-то должно случиться. Либо она забеременеет — и ей придется постыдно делать аборт, как-то прятать все от Сергея, врать, изворачиваться. Либо Сергей каким-то образом сам узнает о том, что произошло, — в смысле об этом. Он же в ФСБ работает, они там все знают. Да и вдруг этот опять что-то натворит, его арестуют, а он выложит все про нее, и…

И что тогда? Тогда все от нее отвернутся — и на работе, откуда ее выгонят за связь с бандитом, и дома. Сергей, мать, Светка даже — все сочтут ее предательницей, сломавшей такую прекрасную семью ради какой-то дурости.

В общем, чего только не лезло в тот день в голову. Такое ощущение было, словно попала в водоворот, который затягивает ее с каждым кругом все больше и больше. А она описывает эти адские круги вокруг воронки, заново переживая свою ошибку, с ужасом понимая, что все кончено по ее собственной вине. А черное жерло воронки все ближе — но оно не торопится ее проглотить, оно хочет, чтобы она помучилась вволю перед смертью, сломалась окончательно, лишилась воли и разума.

Но она не сломалась — каким-то чудом пережив две бессонные ночи и один полусонный день. И воронка, засосав ее, сегодня утром, десятого января, выплюнула обратно — другую, преображенную, измененную пережитым, знающую, как сделать так, чтобы вернуть все обратно. Или, если это невозможно, свести до минимума последствия случившегося.

Она проснулась часов в двенадцать — Сергея уже не было, естественно, Светка все еще у бабушки. Вяло доплелась до ванной, посмотрела безразлично на опухшее лицо со всклокоченными волосами, умылась кое-как, сварила кофе и села с чашкой в гостиной у окна, глядя на снег. Почему-то думая о том, что, если бы все случилось до Нового года, было бы лучше — потому что впереди был бы праздник и она бы все устроила так, чтобы они прекрасно отметили его всей семьей. Это был бы действительно семейный праздник, хороший, веселый, теплый. Который бы они отметили так, как не отмечали ни один праздник до того. Который стал бы точкой отсчета новой жизни — оставив все плохое и неприятное в том, уходящем, старом году.

Тут-то она и вспомнила про старый Новый год, до которого осталось три дня, если считать сегодняшний. И она повертела эту мысль и так и этак и вдруг ухватилась за нее как за спасательный круг, вцепилась до побеления пальцев. Сказав себе, что совсем не важно, что праздник не завтра, — важно то, что готовиться к нему можно начать уже сегодня.