Анна Оранская - Сладкая жизнь

Ей было что ответить — но она промолчала. Вернувшись к Светке, сидя рядом с ней, засыпающей снова. Думая о том, что ужасно неудобно вышло, что она выкинула телефон Андрея — что не может позвонить ему сейчас и поблагодарить за то, что он сделал. Потому что даже собственный муж ее не понял — хотя его ведь ребенок, — а чужой человек, у которого и детей-то нет, он понял и все сделал. Ничего за это не прося — просто чтобы ей помочь. И сам привез этого врача — и сидел в машине, чтобы не компрометировать ее, не смущать своим приходом, долго сидел и сидел бы еще столько, сколько понадобилось бы.

А он не звонил. Сделал такое дело, спас ее от психоза, от буквального разваливания на части — и исчез. Прямо как добрый волшебник из сказки. Врач ушел в начале седьмого, и она весь вечер ждала его звонка — хотя и понимала, что он не позвонит в такое время, зная, что дома ее муж. Теперь, когда все кончилось, заходящий время от времени к Светке, даже за щеку ее ущипнувший так по-отцовски. Вот когда им было плохо, и Светке, и ей, он если и заглядывал, так на секунду, тут же выходя, — а теперь мог себе позволить продемонстрировать отцовскую любовь. Он всегда такой был. Когда Светка была маленькая и болела всевозможными детскими болезнями, нервировавшими, порой сводившими с ума, потому что она серьезно воспринимала все дочкины недомогания — поздний ребенок, почти в двадцать шесть родила все же, не так уж рано, — он вел себя так же. И сейчас не изменился.

Она подумала вдруг, что Андрей видел его, Сергея, — он же все про него узнал, значит, и номер машины мог узнать. А значит, видел — невысокого массивного мужчину в потрепанной кожаной куртке поверх недорогого костюма, вылезающего из древних «Жигулей». Она знала, что он ей ничего не скажет — он вообще никогда не задавал вопросов про Сергея, наверное, специально делая вид, что его как бы и не существует, а может, не желая напоминать ей о нем во время их встреч.

Интересно, что он подумал о ней, увидев ее мужа, — о женщине, которая так нравится ему, молодому, красивому, интеллигентному, воспитанному, обеспеченному? Ей хотелось бы, чтобы он подумал, что она не для него, не для своего мужа в смысле. Да, она была совсем другой, когда они встретились с Андреем, — забывшей о том, что она женщина, не привыкшей к комплиментам и мужскому вниманию, косной, зашоренной, не слишком хорошо одетой, в рваных колготках и сером белье вдобавок.

Взгляд упал случайно на собственную руку — на полуоблезший маникюр. Это было объяснимо, у нее столько было проблем за это время, — но сейчас, когда она думала о нем, это не казалось ей оправданием. Потому что она должна была всегда оставаться женщиной — той самой, которой чувствовала себя благодаря ему и с ним. Аккуратной, подтянутой, накрашенной, сексуальной и привлекательной — несмотря ни на что. Как героини так любимых Светкой мексиканских сериалов, которые и в инвалидных колясках, и под капельницами выглядят так, словно только что посетили парикмахерскую, солярий и тренажерный зал.

И она стерла облезший лак и принесла маникюрный набор. Потому что сейчас — сейчас она была иной. И ей куда приятнее было думать, что она действительно не пара Сергею, чем полагать, как раньше, что они прекрасно подходят друг другу и у них отличная семья. И Сергеевы честность и порядочность — так тщательно подчеркиваемые им всегда — теперь были для нее не достоинством, но скорее жалким оправданием тому, что он беден, что ничего не может в материальном плане, хотя и добился кое-чего по службе. Ведь куда легче сказать «я честный» и этим объяснять все — и то, что пропадает целыми днями на работе, включая выходные, и то, что машина старая, разваливающаяся на глазах, и все остальное, — чем признать, как Андрей, что уж лучше быть нечестным, но жить хорошо и обеспечивать того, кто рядом.

Так она весь вечер и просидела у телефона — выпив огромное количество кофе и постоянно, непрерывно думая о нем. О том, что ей все равно, кто он — даже если он, как выражается Сергей, бизнесмен с криминальным уклоном. Может, все было и не так — но даже если… даже если так, то ей было все равно. Потому что он вел себя по отношению к ней куда лучше, чем честный и порядочный Сергей, — лучше, внимательнее, благороднее.

А она, дура, еще испугалась, когда выяснила наконец, кто такой этот Ланский, о котором он говорил несколько раз. Как раз на следующий день после того, как этот Геннадий испортил им вечер, она и спросила на кафедре, не помнит ли кто такого Вадима Ланского, учившегося в Инязе лет двадцать назад. Да, Андрей объяснил ей все насчет этого Геннадия, и она посмеялась даже тогда вместе с ним, и сказанный им комплимент заставил забыть о неприятной встрече — но утром вспомнила. И спросила, благо с утра кафедра чуть ли не в полном составе появилась. Ольга не помнила, конечно, — они с Аллой почти одновременно в институт пришли, — а вот Нинель Исааковна вспомнила, недаром почти сорок лет тут работает.