Инна Бачинская - Дом с химерами

– Я тебе давно говорил, что подобные друзья до добра не доведут, – встрял Андрейченко тоном заботливого папаши.

Коля с трудом сдержал ухмылку.

– Да ладно тебе! – отмахнулась Лара. – Ты за всех своих друзей можешь поручиться?

– За всех!

– Не смеши мои тапочки! А помнишь, как тебя Ромчик подсидел и перехватил заказ?

– Когда это было!

– Как, по-вашему, он попал в квартиру? – прервал спор супругов капитан.

– Понятия не имею. – Лара пожала плечами. – Может, она его впустила.

– В ящике тумбочки в прихожей, по словам Дронова, лежал запасной ключ. После ухода вашего… друга вы не проверяли, был ли он на месте?

– Не проверяла, конечно. Я и не знала, что там ключ – я в эту тумбочку вообще никогда не заглядывала. Но… подождите, если там был ключ… – Лара задумалась. – Вы хотите сказать, что он спер ключ еще двенадцатого, когда уходил, и… – Она ахнула. – Он ждал меня в квартире! Я сказала, что Дронов в командировке до конца недели, и он пришел меня убить! Стопудово! Вот сволочь! А Дашка подставилась…

– А работающий телевизор? – вспомнил художник. – Он что, включил телевизор… потом? Убил и включил телевизор?

– Ну да! Снова показывали конкурс бальных танцев, его всю неделю крутили, и он, чтобы отомстить, включил телик! На тебе, смотри даже мертвая! Это же… офигеть! Если бы не Дашка, он бы меня… – Она прищелкнула языком.

– Что за клад? – спросил капитан.

– Лара! – снова произнес художник.

– Да ладно тебе, Веня… – Она шумно вздохнула. – Ну, это, одним словом, первая печатная книга. Библия! Немецкая, ей почти пятьсот лет, и каждый том – их два – тянет на пять или даже шесть лимонов. И он трепал, что вот-вот найдет ее и свалит куда подальше. Приглашал валить вместе, между прочим. Язык заплетается, какие-то слова заковыристые, ни черта не понять, да еще и по-иностранному. И глаза страшные. Я думала, лапшу вешает и свистит. А в тот вечер, четырнадцатого, вернулась домой, ищу в сумочке ключ, и вдруг вижу, что дверь открыта. Что, думаю, за фигня? Забыла утром запереть? Вхожу, в прихожей горит свет, а у порога в комнате лежит женщина. Я с копыт! Потом оклемалась маленько, присмотрелась – батюшки-светы! Дашка! И шарф розовый ее! И сумочка на тумбочке раскрытая, а там, в полиэтиленовом пакете, мои вещички! Я сначала думала, что она пришла не одна, а со своим дружком – есть у нее один такой, на подхвате, – и он ее убил, но потом сообразила, что он забрал бы золото. Значит, не он. И тут меня осенило: Андрей! Зачистка свидетеля!

Капитан при последних словах Лары не удержался от ухмылки.

– Разболтался, а потом пожалел. И пришел заткнуть мне рот. Вот сволочь! И еще телик включил! Нормально, да? Псих!

– Как он выглядит? – спросил капитан.

– Да никак! Ни рыба ни мясо. Он у меня в мобилке, сейчас покажу! – Лара сунула руку в карман шортов. – Вот! Тут все наши.

Капитан Астахов взял телефон, присмотрелся и удовлетворенно кивнул, узнав в Андрее историка Евгения Гусева.

– Почему же вы не позвонили в полицию?

– Я хотела! Честное слово! – Она прижала руки к груди и посмотрела на капитана взглядом маленькой девочки. – А потом подумала, что он может попытаться убить меня еще раз… Ну, если узнает, что не убил в первый раз, то есть что это была не я. И я решила спрятаться… пока. Забрала ее сумочку, свою оставила, документы и… Вот.

– И где же вы прятались? – Капитан взглянул на художника.

– Я ничего не знал! Клянусь! – поспешил заверить его Андрейченко.

– Выбор у меня был небольшой, как вы понимаете, – ухмыльнулась Лара. – В Доме с химерами, конечно. Там в окне на нижнем этаже доски отстают, я и влезла. И заняла комнату на втором этаже – где диван. Старый, грязный… Ужас! Там, наверное, клопы!

– И стали искать клад, – подсказал капитан.

– Ага, и стала искать клад. Между прочим, не я одна. Его все искали! И тот артист, его Глеб зовут, который там жил, и все остальные. Лазили везде – на чердаке, внизу, в подвале. И даже в саду – там полно старинных могил, прямо жуть берет. И Андрей с ними. Когда я его увидела – чуть не грохнулась, аж поджилки затряслись! Никто даже не подозревал, что он убийца! Он из себя лидера изображал, а сам шарился по дому, когда артист уходил.

– Ты хоть понимаешь, как ты рисковала? – спросил художник.

Лара пожала плечами.

– Они все говорили про привидения, прямо как дети! – Она рассмеялась. – А Глеб мне мешал, и я решила его… нейтрализовать. Пришла ночью в его комнату, он был под парами… Вообще они квасят как свиньи, эти актеры. Богема! Пришла и шепчу: «Уходите! Здесь смерть!» – ну, и еще всякие страшилки. А потом врубила траурный марш. А он глазки вытаращил, рот открыл, руками заслоняется… А я в длинном платье, намазалась как вампир, блестки прилепила. И платочек с кружевом ему подкинула – нашла в диване, там полно старого барахла. А он бормочет: «Амалия!» – и глаза сумасшедшие! Синие, почти черные такие глазищи… – Лара вздохнула, помолчала немного. – Ну, собрал он утром вещички и смылся. Я обрадовалась – подействовало! Сейчас, думаю, я без шума и пыли пройдусь по закоулкам. Пока нет упыря Андрюши. Не тут-то было! Глеб вечером опять вернулся, романтик. А я только закончила первый этаж. А ночью вдруг заявился на огонек и сам убивец. Меня аж в жар бросило – не к добру, думаю. Как в воду глядела! Они там пили коньяк и орали – строили планы, как спасти дом, а я стояла за дверью и слушала. А потом артист вырубился, и Андрей стал прибивать к косяку крюк. Я сначала не догнала, с чего это он, на ночь глядя, хозяйством занялся. А потом меня как по башке бабахнуло – это же он крюк прилаживает, чтобы Глеба повесить! Якобы тот сам повесился, под кайфом. Чтобы ни одна живая душа больше не сунулась в этот проклятый дом и не мешала ему искать. Ах ты, думаю, сволочь! Что задумал! Дашки тебе мало, душегубу?