Илья Райх - Порок

После сказанного он демонстративно посмотрел на Марию – она явно не подпадала под его восторженные характеристики. Локоны обесцвеченных волос были расчесаны, но в них не было порядка, создавалось впечатление, что она помыла волосы наспех, перед самым выходом из дома. То же самое можно было сказать про косметику на лице – суетливые сгустки туши неравномерно покрывали ресницы. Щеки напудрены, но не настолько, чтобы сбить бледный природный оттенок лица. Одним словом, она представилась публике в роли ленивой художницы, у которой день пропорционален одному замаху кисти, что явно недостаточно для завершения картины. Процесс работы с косметикой для нее превратился в ежедневную тягостную необходимость, а не в сакральное явление, – как, может быть, она и желала, чтобы чаще чувствовать в себе женщину.

Взгляд убийцы, определивший для нее роль «гадкого утенка», произвел на Марию впечатление, сродни оскорбительной пощечине. И, для сохранения собственного достоинства, ей пришлось дать ответ:

– Я впервые вижу убийцу с претензиями к своей жертве! – громко сказала она. Евгений засмеялся, хотя до этого задумчиво молчал, ведь с подачи Воинова он не мог не вспомнить Татьяну и ее телесные прелести, следом появились смешанные чувства, что человек с повинной прав. Поэтому, не беря пауз, он попросил рассказать о третьей жертве, ассоциации были ни к чему.

Воинов так же подробно, насколько запечатлела его память, изложил следователю подробности экзекуции третьей жертвы. Если качество второй жертвы вызвало в нем восхищение и сожаление, то третья дама особо не взбудоражила его воображения, напротив – он испытал один только гнев. Отсюда и причина столь жестокого обращения с ней.

– Внешне она была более-менее ухоженной, но, когда залез ей под юбку, то разочаровался, – объяснял он следователю, почему не оставил ни одного живого места в паховой области.

– Руками на тыльной стороне бедер обеих ее ног я обнаружил на колготках протертые насквозь небольшие отверстия. Мне стало не по себе, и меня чуть не вырвало на нее. Вы понимаете, Евгений Андреевич, мое разочарование, – взгляды их сошлись, Воинов говорил эмоционально, полно, но одновременно его тело оставалось без движений, руки были опущены. Евгений в итоге смог уловить особенность в поведении Воинова, мучившую с самого начала допроса. Да, человек с повинной позволял себе только мимику, мимические пассы утверждающе дополняли его речь. Причем любое движение ртом было плавным, четким и напрочь гасило суетливость допроса.

– В ней я искал образ второй жертвы, но поздно осознал, что эта женщина даже не подпадает под наше определение «декорация».

– Мне понравилось, как ты сказал под «наше определение», – с издевкой в голосе произнес Евгений.

– А вы со мной не согласны или у вас свое мнение насчет красивых женщин? Тогда, может, поделитесь?

– Не здесь, не сейчас и не тебе! – Евгений говорил сухо и спокойно, без иронии, давая понять, что диспут закрыт.

– Понимаю, вам не о чем рассуждать.

Евгений ничего не ответил, он отвернулся в сторону и ждал дальнейших показаний.

– Моему раздражению не было предела. И ничего не оставалось, как от досады раскромсать ножом ее пах. Здесь я поживился! Мне нравилось входить и выходить ножом, я чувствовал, как разрушаю каждую ее клеточку, кровь брызгала, я представил себя в роли хирурга, дающего шанс обреченному больному и вычищающего скальпелем гнилую нечисть. Но, как бывает в таких случаях, хирург слишком поздно обнаружил разъедающую опухоль без надежды на выздоровление.

В третьем эпизоде Воинов нашел в своих поступках гуманный момент:

– Я укокошил ее, когда она еще спала. Чтобы не повторить прокола, как в предыдущий раз, я подстраховался и увеличил дозу эфира в разы. Так что она не чувствовала боли, но… – Воинов сделал паузу. – Но я бы не отказался посмотреть на ее страдания…

После сказанного он вновь демонстративно взглянул на Марию, та в ответ не менее показательно отвернулась, сделав кислое лицо и давая понять, что ей омерзительно все, о чем говорит Воинов, как и он сам. Она возненавидела его.

– Во мне играла обида, – тихо сказал Воинов.

– Хорошо, на сегодня хватит! – скомандовал довольный собой Евгений.

Через пару минут распечатанные листы бумаги с первыми показаниями лежали на столе перед первоисточником. Воинов не вчитывался в собственные показания и быстро расписался на каждом листке, как и просил Евгений.