Селена разочарованно посмотрела на нее.
— Ты считаешь, что это написано правильно?
— Конечно, любимая!
— О Боже! Никогда не смогу запомнить все это! — Селена с улыбкой подошла ко мне и добавила: — Любимый, ты очень огорчен тем, что у тебя такая необразованная жена?
Я почти не слушал ее, так как в это время в голове у меня возник определенный план. Ваза с ирисами имела для меня какое-то странное значение. А когда я спал, её убрали из комнаты. Спаниель Питер тоже пробуждал у меня какие-то воспоминания, и его тоже нет. Где сейчас может быть этот пес? Я улыбнулся миссис Френд и сказал:
— Я скучаю по моему песику. Не мог бы он прийти ко мне?
На лице миссис Френд появилось выражение легкого замешательства.
— О Боже! Я так рассчитывала, что ты не спросишь о нем.
— А что случилось?
— Он заболел, бедняжка. Сегодня ночью. Бедное создание, его всего трясло. И у него был такой горячий нос! Надеюсь, он не заболел чумкой! — Её выразительные глаза передвинулись с Марни на Селену. — Я велела Йену сразу отнести его к ветеринару. — Она похлопала меня по руке, не переставая улыбаться. — Но пусть тебя это не огорчает, любимый. Это прекрасный ветеринар, и я уверена, что через несколько дней твой песик вернется к тебе в полном здравии.
Она встала с кровати. Даже такое прозаическое действие выглядело в ее исполнении красиво.
— Ну, а теперь, девочки, дадим Горди возможность спокойно позавтракать. Нам подадут завтрак у меня в комнате, так что можете не переодеваться.
И по традиции одна за другой они одарили меня поцелуями Иуды. Миссис Френд обняла за талии обеих молодых женщин, и все три в нежном объятии вышли из комнаты.
Оставшись один с моим апельсиновым соком, кофе, яичницей и аккуратно нарезанными тостами, я попытался сложить в единое целое фрагменты услышанной информации. Они так хотели помешать мне установить мою настоящую личность, что вынесли вазу с ирисами и убрали пса из опасения, чтобы эти две вещи не стали ключом к разгадке. Они также обманули меня, если говорить об этой старой женщине. Они хотели, чтобы я обязательно выучил наизусть и продекламировал мистеру Моффету уже завтра это смешное стихотворение мистера Френда. Старый мистер Френд, мой мнимый отец, умер тридцать дней назад без какой-либо видимой причины.
Я чувствовал, что за всем этим скрывается что-то мрачное, страшное. Если бы мне только удалось добраться до сути…
Медленно, постепенно я приходил в себя после первого потрясения, и в моих мыслях начали появляться самые удивительные проекты. Каждый гражданин, которому угрожает опасность, обращается в полицию. Однако как же мне сообщить в полицию, если я лежу в кровати, неспособный передвигаться? Для этого мне требовалась помощь людей, которые были моими врагами. Нет! Нужно придумать что-то более реальное.
Машинально поглощая завтрак, я снова подумал о Нетти, У меня нет стопроцентной уверенности. Она тоже может участвовать в заговоре против меня, как и остальные домочадцы. Однако никаких доказательств у меня нет, имеются только подозрения, и я должен действовать очень и очень осторожно. Нетти знает прежнюю кухарку, ту, которая служила здесь, когда был жив старый мистер Френд, и знала Горди. Кухарка на что-то туманно намекала. Селена сказала мне, что отец платил прислуге за то, чтобы она следила за членами семьи. Следовательно, это означало, что все прежние слуги настроены недоброжелательно по отношению к семье Френдов, а из этого следует, что они мои потенциальные союзники. Если бы только Нетти знала, где сейчас прежняя кухарка, и если бы мне удалось с ней поговорить…
Я закончил есть и лежал на спине, задумчиво покуривая сигарету из платинового портсигара Селены. Слабая надежда, что спасение придет со стороны не известной мне, уволенной кухарки. Но несмотря на это, я с нарастающим нетерпением ждал звука шагов Нетти, которая вскоре должна была прийти за подносом.
Наверняка Нетти придет за подносом.
Вскоре я действительно услышал в коридоре звук шагов. Дверь открылась и… вся моя надежда лопнула, как мыльный пузырь. На пороге стоял Йен.
На гиганте-голландце были те же самые синие купальные трусики и голубая рубашка, что и накануне. Он показался мне еще больше — насколько это было возможно — и предупредительнее. Непокорные светлые волосы падали ему на лоб, а губы были приоткрыты в благожелательной улыбке.
— Сервус! — сказал он.
В эго утро у него было со мной много работы. Он перенес меня в ванную и вымыл с головы до ног теплой водой, однако его почти нежная заботливость казалась мне еще более зловещей, чем вчера. Когда он втирал мне в кожу нежный туалетный тальк, он казался мне огромным рабом какого-то верховного жреца, готовящим жертву для заклания.
Читать дальше