— Мы скажем, что принесли скромный подарок, — заявила она. Когда они уже шли по улице в сторону дома соседа, она добавила: — Он будет знать, что мы видели эту фотографию и читали письма. Готова поспорить, что он уже не скоро назовет меня «дитя мое».
Далее тройка маршировала молча. На ступеньках дома мистера Холбрука сидел белый котище со зловещей мордой. Он наплевал на приветствие гостей и смылся.
— Хорошее начало! — пробормотала Эйприл, нажимая на кнопку звонка.
Им открыла высокая привлекательная женщина со светлыми волосами и приятной улыбкой.
— Вам кого, дети?
Эйприл посмотрела на блондинку, побледнела и простонала: — О-о-о!
Из глубины дома мужской голос спросил:
— Кто там пришел, Харриет?
— Мисс Холбрук! — простонала Эйприл.
Блондинка приподняла брови.
— Откуда вы знаете?..
Назад дороги не было.
— Не могли бы мы поговорить с вашим отцом? — довольно жалобным тоном спросила Эйприл.
В дверях появился Генри Холбрук. Он был не такой бледный, как в предыдущие дни. Он попыхивал трубкой и приветливо улыбался.
— Кого я вижу, кого я вижу! — воскликнул он. — Мои маленькие друзья! Познакомьтесь с моей дочерью Харриет, она известна широкой публике как Ардена, знаменитый художник-модельер!
— Браво! — крикнула Эйприл. — Это вы конструируете самые красивые костюмы для варьете! — И, овладев собой, добавила серьезным тоном: — Вы должны гордиться своей дочерью, мистер Холбрук!
— Конечно, я горд ею, — ответил сияющий мистер Холбрук. — Она сделала мне сюрприз. Я не знал о ее успехах, пока она не появилась, чтобы рассказать мне о них.
Эйприл покосилась на привлекательную блондинку. Несомненно, это была та самая особа, которая танцевала в наряде, состоящем из трех павлиньих перьев и нитки жемчуга.
— Любой гордился бы такой дочерью, — продолжил мистер Холбрук, кладя руку на плечо блондинки. — А что у тебя в этом свертке, дитя мое?
Эйприл вздрогнула, услышав это обращение, но в данный момент не могла уделить ему должного внимания.
— Видите ли… мне трудно это объяснить… Мы случайно… нашли это… эти вещи… которые миссис Сэнфорд прятала у себя в доме. Мы подумали, что вы, возможно, хотели бы… чтобы…
Впервые в жизни Эйприл не могла подобрать нужные слова!
Арчи вырвал сверток из рук сестры и вручил его мистеру Холбруку со словами:
— Эй, возьмите.
Генри Холбрук разорвал упаковку. Фотография выпала у него из рук. Харриет Холбрук — или Ардена — быстро наклонилась и с радостным возгласом подняла ее.
— Папочка! Это та самая фотография, которую я искала по всему дому! Она пригодится для интервью в прессе: как я начала с выступлений в варьете, а потом…
Генри Холбрук просматривал письма. Его глаза выражали радость и вместе с тем замешательство.
— Харриет, разве ты…
— Пойдем отсюда! — шепнула Дина, и тройка Карстерсов тихонько удалилась. Холбруки, занятые собой, вовсе этого не заметили.
— Я чувствую себя так, — сказала Эйприл, — словно помимо своей воли в течение одного дня совершила все хорошие поступки, запланированные на следующие три года. А теперь заглянем к Люку. Интересно, заказал ли толстяк для нас сироп?
Однако Дина покачала головой.
— Пойдем домой! Нам нельзя терять ни минуты. Ты что, забыла, что мама условилась о встрече сегодня вечером? Журналисты, наверное, уже разошлись.
— Ты права, — вздохнула Эйприл. — Сегодня нам предстоит много работы. Идем домой… Арчи, прекрати бросать камни в кота мистера Холбрука. То, что он тебя поцарапал, еще не повод, чтобы забрасывать камнями Божье создание…
Разговор, который в этот вечер предстоял матери, был очень важный. Что она должна надеть? Дина сказала, что голубое, потому что недавно прочитала в журнале мод, что мужчины из всех цветов больше всего любят голубой. Эйприл, однако, предпочитала розовый, в котором мать, по ее мнению, выглядела чудесно. Девочки спорили, поглощая сандвичи и допивая кока-колу; не пришли они к взаимопониманию и позже, когда сообща готовили обед. А когда стол уже был накрыт и все готово, они внезапно сообразили, что весь день из комнаты на втором этаже до них доносился знакомый шум, настолько знакомый, что до сих пор они не обращали на него внимания.
Они побежали наверх, постучали, вошли.
— Мамочка! — строго сказала Дина.
Мать не подняла голову над пишущей машинкой. Письменный стол был покрыт толстым слоем бумаги, рукописей, энциклопедических словарей, использованной копирки и пустых пачек из-под сигарет. Мать сбросила тапочки, и, оплетя босыми ногами ножки стола, сдерживала его дрожь. Волосы у нее были кое-как сколоты на макушке, на носу виднелась черная полоса от копирки. На ней были самые старые рабочие брюки.
Читать дальше