Яна Розова - Юбилей смерти

Моего доктора зовут Александр Данилович Чудай. Войдя в палату, он сухо здоровается, не глядя на меня, подходит к другим. Понимаю, что моя очередь тоже придет, и все равно сержусь. Не хочу ждать его внимания, мне сейчас нужно!

Наконец, вот и он: старается не встречаться глазами. Я неприятна ему, наверное. Опускаю голову под давлением ужасного разочарования.

Он берет меня за руку, измеряя пульс. Вижу, что он оценивает мое состояние интуитивно, не считая удары сердца. Качает головой, советует психотерапевта. Мое молчание считает нормальным для человека после попытки суицида. Так и говорит вслух, но очень тихо, чтобы соседи не слышали. Идет к следующей травмированной, лежащей на кровати слева. Она сияет от его внимания, его прикосновений. Я ее ненавижу.

Прошла всего неделя, а я уже другой человек. Машка видит это, хочет понять, что происходит. Но ничего не происходит. Доктор делает свое дело, а я – свое. То, что я безнадежно влюбляюсь в доктора Александра Даниловича Чудая – чисто моя проблема. Уверена, что в него влюбляются постоянно. Он чуткий, внимательный, добрый, точный, уверенный, открытый, сдержанный. А внутри него – пропасть боли. Отчего ему плохо – никто не знает, но то, что плохо – сто пудов. Другие это тоже чуют, женщин-пациенток его боль просто зомбирует. Каждая считает, что она и только она разведет его страдания руками, станет той единственной и неповторимой, что спасет его. И все такое.

А он ничего не замечает.

Машка продолжает приходить каждый день. Иногда рассказывает про Вэла. Эта сволочь нашла способ доставать меня – через лучшую подругу! Он регулярно названивает ей, сообщает свои новости. Знает, что моя Маша обязательно передаст весь разговор с комментариями, и пользуется этим. Работать микрофоном Машке не нравится, но она считает, что так лучше для меня. И в этом есть доля правды: видеть Вэла я не хочу, но мне надо знать, как дела у моей дочери. Вэл обещал принести ко мне Селену, но я знаю, что он ни за что этого не сделает. Может, позволит Машке?..

Часто вспоминаю вид из Машкиного окна. Красота неба словно впечаталась в мою башку при ударе о крышу предыдущего этажа. Пронзительно-синее и прозрачно-белое, пронизанное светом: торжественная, мощная красота. Тут внизу все мелкое и глупое, там наверху – все настоящее и надежное.

А вот теперь между нами начинает происходить нечто особенное. Выражается это… даже не знаю, в чем. В моей палате лежат еще пять женщин, влюбленных в Александра Даниловича не меньше моего. Их внимательное присутствие не позволяет ему уделять хотя бы на каплю больше внимания мне, чем им. Да и я не хотела бы попасть на их языки. И все равно я вижу, что он чувствует ко мне. Он меня любит.

За месяц в больнице я будто бы прожила целую жизнь, переменившись внешне и внутренне самым радикальным образом. Свекровь и Вэл кажутся мне тенями прошлого, все, что я хочу от них – получить назад мою прекрасную дочь.

Валяясь на больничной койке, от нечего делать, я стала ухаживать за собой – выщипала брови, ежедневно делаю маски для лица. Улыбаюсь. Машка говорит, что я выгляжу куда более спокойной, чем прежде. Она хвалит меня – я похудела, похорошела. Шутливо спрашивает: может, ты влюбилась? Тут в палату входит Александр Данилович. Мое лицо сразу же изменяется. Машка не может скрыть, что все поняла. Мы обмениваемся взглядами, но не говорим ни слова.

Как только я начала вставать с костылями, Александр Данилович завел привычку прогуливаться со мной по коридору. Обычно мы выбираем время после восьми вечера. Пациенты уже умотались от процедур и бытовых хлопот – поесть, искупаться и прочее, коридоры пусты, а мы все ходим и ходим, разговаривая о самых разных вещах.

Александр Данилович – изумительно начитанный человек. Я понимаю, что книги – это его собственная реальность, куда он прячется от чего-то, что происходит в его жизни. Но уверена, он читал бы без передыху, даже если бы ему не надо было прятаться от реальности в придуманных мирах. Он рассказывает о лучшем, что прочитал, а я только и могу кусать себя за локти – «Раковый корпус» читать побоялась, «Котлован» не осилила, «Жизнь и судьба» так и осталась прочитана наполовину. Я пустая и малоумная, мне стыдно.

Александр Данилович запрещает мне стыдиться своей неначитанности и бессодержательности, он и сам был таким в юности. Просто ему повезло – отец подсовывал ему ценные книги. Если я захочу развиваться, то буду…

Со стороны наш разговор может показаться слишком дидактическим. Но это только форма, а в ней спряталось очень личное содержание.