Мишель Бюсси - Самолет без нее

Меня все чаще посещала мысль о том, что пора перестать дергаться. Почему бы не плюнуть на все и не зажить жизнью обеспеченного пенсионера?

Я уже три недели вообще не занимался делом, когда у меня раздался телефонный звонок. Звонивший назвался Зораном Раджичем. Объявления под шапкой «75 тысяч франков за браслет» продолжали еженедельно печататься в десятке газет; плата за публикацию поступала автоматически с моего банковского счета.

— Кредюль Гран-Дюк?

— Слушаю.

— Меня зовут Зоран Раджич. Я видел ваше объявление. Про потерянный золотой браслет. Мне кажется, я располагаю информацией, которая может вас заинтересовать.

Представьте себе мою реакцию! Обманутый много лет назад, я бы сказал, в другой жизни, турецким мошенником, я уже никому не верил.

— Вам известно, где находится браслет?

— Э-э… Думаю, да.

Несмотря ни на что у меня заколотилось сердце. Не зря же меня зовут Кредюль! Себя не переделаешь.

Мы встретились два часа спустя в баре «Эспадон» на улице Гей-Люссака. Заказали по пиву. Зоран Раджич производил впечатление мелкого уличного мошенника, к тому же не слишком удачливого. Лисья мордочка, бегающие глазки, прилизанные волосы — глядя на него, трудно было вообразить, что он способен кого-то надуть, как бы ни старался.

Неужели именно от подобного типа я наконец-то получу решающее доказательство? Детский браслет, потерянный на горе Мон-Террибль двенадцать лет назад? Если да, то все остальное я с легким сердцем выброшу на помойку: цвет глаз, музыкальные способности, опустевшую могилу возле хижины… Мне не так много надо. Дайте мне в руки этот проклятый браслет, и я сделаю однозначный вывод: ребенком, чудом спасшимся из горящего самолета, была Лиза-Роза де Карвиль.

— Итак? — спросил я, изо всех сил изображая равнодушие.

— Я только вчера прочитал ваше объявление. Вообще-то, я газет не читаю. А тут увидел, и меня как стукнуло.

Зоран поигрывал большим серебряным перстнем с выгравированными на нем заглавными буквами «ЗР». «Господи, неужели еще кто-то носит такие перстни?»

— И…

Пусть сам все расскажет.

— Это давняя история. Случилась лет десять тому назад. В восемьдесят третьем или восемьдесят четвертом, я уж точно не помню. Браслет мне принес один человек, у которого были… э-э… некоторые финансовые затруднения. Я в те годы многим оказывал посильную помощь…

«Ах вот как? Добрый самаритянин?»

— Ладно, не будем ходить вокруг да около. Я немножко приторговывал наркотиками. В смысле… Да чего там? Просто торговал. А у этого парня была жуткая ломка. Я его немножко знал. Он уже некоторое время крутился в нашем квартале. Денег у него не было. И он хотел, чтобы я купил у него какую-то побрякушку. Вернее, обменял ее на дозу. Это был детский браслет. Он утверждал, что золотой. Ничего себе, да?

Самаритянин продолжал спокойно крутить у себя на пальце перстень. Как будто не понимал, что играет у меня на нервах. А может, нарочно тянул резину. Как истинный профессионал, который знает, что «клиента» надо помариновать. Не исключено, что его откровенно жуликоватый вид — дескать, вот я какой, весь как на ладони, — был маскарадом, рассчитанным на то, чтобы притупить бдительность собеседника.

«Если это капкан, — сказал я себе, — то я в него не наступлю». И молчал, вынуждая его раскрыть свои планы.

— Наверное, вам интересно, как его звали, этого парня?

Я не поддался на уловку.

— Я знаю, как его звали. Меня интересуют конкретные доказательства. В первую очередь, сам браслет. Я плачу семьдесят пять тысяч франков за браслет. По поводу остального возможен торг.

Перстень исчез в правой руке самаритянина. Он крепко сжал кулак.

— Ладно. Будем играть в открытую. Может, мы вообще говорим про разных людей? Сколько за имя?

На левой руке снова появился перстень. «Черт, как он это делает?»

— Десять тысяч, — сказал я. — За имя. Если это то самое имя.

— Не пойдет. Ты хочешь меня обмануть. Я называю имя, а ты говоришь: нет, не то. Так что нет, не пойдет. Не такой уж я дурак.

Действительно, не дурак.

— Ладно, — сказал я. — У тебя ручка есть?

— Есть.

— Я напишу имя на картонной подставке. Ты тоже. Если имена совпадут, десять тысяч твои. И продолжаем разговор.

Самаритянин улыбнулся детской улыбкой. Перстень опять сидел на правой руке.

— Годится. Люблю такие игры.

Мы склонились над картонными кружками и застрочили. Каждый прикрывал свой кружок свободной рукой, чтобы не дать второму подглядывать. Мальчишки.