Йоко Сано - Одна литера

«Отец подозреваемого, по профессии врач: Да вы с ума сошли! Чудовищно! Мой сын на такое не способен! Он по натуре робкий, пугливый даже… Да, девушка у него, кажется, была. Но кто она — Фукуй-сан или другая, не знаю…»

Все знавшие Оотагаки в один голос говорили об ошибке, недоразумении, и Кёко была согласна с ними.

Оотагаки — и такое страшное преступление?!.. Появляясь в баре, он всегда держался скромно. Не пытался привлечь к себе внимания, не лез в чужие компании. Сидел в уголочке и потихоньку потягивал виски. Да он и мухи не обидит!

«Ошибка, ужасная ошибка», — думала Кёко и чувствовала, как в ней нарастает возмущение. С двумя хорошими скромными людьми случилась беда. Девушке уже ничем не поможешь, но Оотагаки… Как же так?! Происходит нечто несправедливое, а ты чувствуешь свое полное бессилие. Нет, надо что-то предпринять! Она чуть не заплакала, глядя на Аканэ и Седзи, улыбавшихся ей с газетной страницы.

Да, только не сидеть сложа руки. Прежде всего — посоветоваться с Эбизавой. Холостяк, адвокат по уголовным делам, Эбизава был любовником Кёко. Они так ловко скрывали свой роман, что о нем никто и не подозревал. Эбизава знает Оотагаки, он обязательно даст хороший совет. А уж если окажется, что парень действительно виновен, наверное, согласится его защищать.

Кёко позвонила Эбизаве и, назначая встречу, произнесла понятную только им двоим фразу:

— Пери-сан, как вам нравится сегодняшний вечер?

Из кабинета следователя Миэ вышла не просто усталой, а совершенно измочаленной. Ноги подкашивались, виски ломило. Ее вызвали для дачи свидетельских показаний, но опрос велся в такой форме, будто она была подозреваемой. Несколько раз она с трудом сдерживалась, чтобы не крикнуть: «Хватит издеваться! Вы что не понимаете, какое у меня горе?! Я ведь сестру потеряла, сестру! Единственного близкого человека! Уж не думаете ли вы, что это я ее убила?! Вы мне, а не я вам должны сказать, кто совершил такое злодеяние…» И все же Миэ сдержалась, не дала выхода своим чувствам. Сжавшись в комок, ждала, когда кончится пытка и ее выпустят из душной пятиметровой комнаты.

Помощник полицейского инспектора Катаяма поначалу держался очень любезно. Миэ даже усмехнулась про себя: стоит полицейскому подняться на одну ступеньку по служебной лестнице и получить золотую нашивку, как он сразу становится джентльменом.

Но джентльменство кончилось, когда она отказалась ответить на один из вопросов.

— Итак, где вы находились прошлой ночью? — спросил Катаяма, не поднимая глаз от своих записей. Очевидно, он ждал откровенного ответа.

— Это уж мое дело, где я была ночью! — несколько резко сказала Миэ.

Катаяма приподнял голову и глянул на нее исподлобья.

— Гм, что?.. Не хотите отвечать — не отвечайте…

Он отложил ручку, закурил сигарету и, скривив губы, выдохнул дым прямо в лицо Миэ. Потом чуть прищурился и принялся пристально ее разглядывать, да еще с такой брезгливой миной, что ее передернуло. «Нельзя пасовать перед наглостью», — подумала Миэ и все же невольно опустила глаза.

Катаяма словно только и ждал этого момента. Он нарочито громко откашлялся, и Миэ вновь вздрогнула.

— Так, так… Не хотите, значит, рассказать. Интересно; почему?

— Да что тут рассказывать! Это ведь не имеет никакого отношения к смерти моей сестры.

— Не имеет? Это еще надо проверить! Все может иметь отношение, потому и спрашиваю.

— Ну… я ночевала у знакомых.

— У женщины, у мужчины?

— Ну, знаете ли!.. — Миэ от злости закусила губы. Ишь, куда клонит! Мол с кельнершей бара можно не церемониться.

— Запираешься, значит… — Катаяма внезапно перешел на ты. — Боишься небось подпасть под действие Закона о запрещении? Н-да, ничего не поделаешь, согласно конституции, имеешь право не отвечать.

— А что за Закон о запрещении?

— Ладно, оставим это… Давай-давай запирайся… Вот проверим все, тогда будет видно, стоило ли тебе молчать… Куришь? — С этими словами он перебросил ей через стол пачку «Синсэй». Миэ отрицательно покачала головой.

— Понятно. Дешевые сигареты мы не курим. Да-а… Знаешь, бывают разборчивые… Ну, гурманы от курения, что ли… Я, мол, только «Бийс» употребляю! А проведет такой гурман ночку у нас в предварилке, и его как подменили — даже на окурки с жадностью смотрит. Ой, заболтался я! Еще подумаешь, что мы собираемся тебя упрятать. Как можно! Ты — всего лишь свидетель. Младшая сестра убитой! — И Катаяма совершенно не к месту хохотнул.