Игорь Зарубин - Государственный обвинитель

— Да вы не волнуйтесь. — Следователь улыбнулся одними губами. — Пишите спокойно.

— Да-да, конечно. — Склифосовский тоже хотел улыбнуться в ответ, но не смог из-за распухших, потрескавшихся губ. — Только вы простите, если будет с ошибками.

— Это ничего. Я уточню, если будет непонятно.

Через час он протянул следователю несколько исписанных листов. Тот долго читал, изредка задавая вопросы.

— Кто открыл Юму наручники?

— Не знаю. Он сам, наверно.

— У кого были деньги?

— У Юма и у Жени…

— Понятно. А кто убил водителя и сопровождающего?

— Мент или Грузин. Они вдвоем выходили. Точнее сказать не могу.

— Ченов не говорил подробнее, куда направится?

— Нет. Куда-то за Урал.

— Вот вы написали, что по дороге из Лосиноостровского выбросили пистолет в колодец. Почему?

— Не знаю. Испугался. Зачем он мне?

— А место описать сможете?

— Да. Там еще скульптуры были из дерева. И сарай недостроенный.

— Хорошо, распишитесь вот тут и поставьте число. — Следователь протянул бумагу и показал где.

Когда Склифосовский расписался, вызвали охранника и его повели в камеру.

Когда дверь за ним закрылась, люди, спящие на нарах, зашевелились, и на Склифосовского уставилось пять пар любопытных глаз.

— Здравствуйте, — неуверенно поздоровался он, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну здравствуй, здравствуй, хрен мордастый! — сказал кто-то, и пятеро мужиков засмеялись, разбудив шестого, который громко храпел на верхних нарах.

— Ну чего встал? — спросил длинный худой парень в одних плавках. — Проходи, ищи место. Правда, только под нарами осталось…

Все опять дружно загоготали. Склифосовский наконец оторвался от двери и сел на край нар.

— Курить есть? — послышалось откуда-то сверху.

— Не курю.

— Как зовут?

— Скли… — Склифосовский запнулся. — Володя, как Высоцкого.

— За что замели?

— Я сам пришел.

— Что?! — Все аж поспрыгивали с нар, кроме одного, которого разбудили, и он теперь снова пытался заснуть, отвернувшись к стене. — Ты чё, братан, шутишь?

— Нет, не шучу. — Склифосовский пожал плечами. — Бегать надоело. Это я недавно из-под «вышки» ломанулся.

Все замолчали и почему-то посмотрели наверх. А оттуда вдруг раздался до боли знакомый голос:

— Ну привет, Склиф. — Мент спрыгнул с нар, и ему сразу же уступили место. — Это правда, что ты сказал?

— Мент? Ты здесь? А как же… — Склифосовский весь как-то съежился под взглядом старого знакомого и опять почувствовал себя маленькой трусливой крысой.

— Что ты телишься? — Мент грозно засопел. — Это правда?

Склифосовский сжал пальцы в кулаки, поднял голову, как тогда, на бульваре, и, сцепив зубы, процедил:

— Да, правда.

И сразу полетел к двери через всю камеру. Больно ударился головой о дверь, но тут же вскочил под задорный свист и улюлюканье заключенных. Еще успел небольно ткнуть Мента кулаком в зубы, но тут же опять оказался на полу.

— Атас, братва, по нарам! — закричал кто-то, и все бросились врассыпную.

Дверь с лязгом открылась, и на пороге показался с парашей в руках Грузин.

— А-а, привет, хлопцы! — радостно воскликнул он.

— Теперь можешь спать на нарах, — тихо сказал Мент. — Теперь это тело будет парашу носить.

— Я не буду, — простонал Склифосовский, выплюнув два зуба.

— Нет, вы слышали? — засмеялся Грузин. — Он не хочет.

Потом Склифосовского били опять. Он отбивался, пока мог, а потом только лежал в углу, закрываясь руками от ударов, и повторял:

— Я не буду. Я не буду.

А на нарах, это он видел точно, сидел Владимир Семенович Высоцкий и настраивал свою гитару, изредка поглядывая на Склифосовского и одобрительно кивая…

Наташа была уверена, что кореец выплыл. Юм относился к той категории людей, кто, с легкостью лишая жизни других, за свою собственную будет цепляться до последнего. Такие люди никогда не совершат самоубийство. Наоборот, смерти приходится охотиться за ними, сбиваться со следа и вновь бросаться в погоню. И зачастую смерть бывает бессильна…

Конечно же, надеяться на то, что Юма и Женю возьмут в ближайшее время, — отчаянная глупость. Не возьмут, нечего и надеяться. А вот что кореец предпримет в скором будущем, заляжет на дно или же попытается вновь перейти в наступление — это вопрос.

Они нырнули от Киевского вокзала в метро и сразу метнулись к таксофону. Стоит отметить, что всю дорогу из Одессы в Москву Виктор вел себя как побитая собака. Ему было невыносимо стыдно, он несколько раз порывался оправдаться за свое слабодушие… Но как тут оправдаешься? Такой позор разве что кровью смывается в книжках и в кино. А в жизни?..