Светлана Сорокина: Убийство в Café de flore [СИ]

Послушала сплетни о принце Уэльском и его американке и, наконец, в саду увидела Луи Арагона и его жену писательницу — Эльзу Триоле. Почему-то Скиапарелли называла ее Элла. Говорят, что она русская и это ее настоящее имя. У нее действительно, прекрасные глаза, смотрящие куда-то в потусторонний мир. Не зря Луи им посвятил поэму! Мы спорили на эту тему с Жозефиной. Не забыть — она проиграла мне 5 франков!

Было много знаменитостей и аристократов. Кузина была чем-то обеспокоена и искала хозяйку. Она что-то хотела у нее спросить. Возможно, речь шла о новом вечернем платье или о парике. Ведь Скиапарелли была в чудном модном парике! Ее Дом Моды их делает к каждому случаю, даже для катания на лыжах — серебристые! У богатых свои причуды! А мы с Софи, хотя двоюродные сестры, принадлежим к разным классам. Увы!

Когда дамы ушли на тет-а-тет, я снова вернулась в сад к компании знаменитостей. Разговор шел о русском композиторе Стравинском — он готовил документы для принятия французского гражданства и собирался писать мемуары. Леонор Фини саркастически заметила:

— Говорят, Шанель не расстается с подаренной ей Стравинским иконой в 20-ом году. Кажется, тогда она изобрела свои непристойно-обворожительные духи Chanel № 5? — Все стали оглядываться, нет ли поблизости Скиапарелли и шикать на Леонор. Одна лишь Эльза Триоле, посмотрев куда-то вдаль, ответила:

— Роман был мучительный и страстный. Именно тогда Шанель приютила на своей парижской вилле его семью — больную туберкулезом жену и четверо детей. Дала деньги на восстановление балета «Весна Священная» и… создала духи…

— Полные неги и страсти — закончила Леонор Фини и с ухмылкой сквозь сигаретный дым добавила — Потраченные деньги на музыку окупились сполна духами!

Луи Арагон сдвинув брови, и почти шепотом очень грустно добавил:

— Деньги Габриэль ему дорого стоили. Ведь ее башмачок стоял все время у него на голове!

— На голове? — переспросила Триоле. — О, эта тема как раз для Дали!

Услышав о себе, маркиз Дали (он разговаривал с Мэн Рэем и другими фотографами) взбодрился и вступил в беседу оригинальным способом:

— Почему ботинок не может быть на голове? Например, я помню себя в положении эмбриона, и если бы на моей голове оказался ботинок, я нисколько бы не удивился. — Ха-ха — засмеялся он. Не выдержав, я сделала ему комплимент:

— Вы большой оригинал, как и Ваши картины.

— Все что на моих картинах изображено, я брал из жизни. А потому там нет ничего оригинального — заявил Дали, притрагиваясь кончиками пальцев к своим знаменитым усам. — Мы слепы. Любая, самая обычная вещь может хранить тайны, нам неведомые.

— Поэтому они сюрреалистичны! Любой предмет может быть Альфа и Омега — Добавила, неожиданно появившаяся моя кузина Софи, восхитительно улыбаясь.

Без зависти я подумала, — просто констатировала факт, что другим нужно подолгу стоять у зеркала, репетировать такую улыбку, а кузина ничего для этого не делает. Ее сверкающая улыбка — дар и главное наследство нашей бабушки.

— Кстати, в прошлом году, фотографируя Галу для моей картины, мне нужна была определенной формы шляпка. — Дали снова продолжил начатую тему. — Ничего не найдя подходящего в ее гардеробе, я просто положил ей на голову комнатную туфлю. И она подошла! Все банально в этой жизни и предсказуемо — и, посмотрев на жену добавил: — Все, кроме Галлы. Она в моей жизни действительно сюрреалистична.

Гала молчала, лишь изредка, едва заметно улыбалась. Я подумала: «Типичная русская. Волевое и умное лицо. Спокойное самообладание. Кажется, она была балериной. Именно она сделала Дали тем, кто он есть. Повезло же ей с материалом!» — Цинично думая, таким образом, я продолжала улыбаться Галле, Дали и просто так, на всякий случай. «Лицо нужно „делать“, а улыбку уметь держать» — Именно так меня учила с детских лет моя мать.

Графиня Скиапарелли, услышав последнюю фразу Дали, воскликнула:

— Восхитительно! Сальвадор, не забудьте об этой идее, даже если забуду я. Шляпка-туфля это то, что мне нужно для новой коллекции!

К ним подошел Поль Пуаре. В его руках была вазочка с мороженым и ананасами:

— Мадам, — обратился он к графине Эльзе. — Полагаю, Вы еще не выбросили пальто, которое я Вам подарил?

— Что Вы, маэстро, я бережно его храню, как произведение искусства! Впрочем, как и остальные Ваши наряды! — Сдержано сказала графиня, хотя глаза ее, как у истинной итальянки блестели. — Оно напоминает мне о Вашей чувствительной и доброй душе, когда Вы протянули руку помощи и подарили пальто бедной, никому тогда не известной девушке.