Елена Богатырева - Когда она меня убьет [СИ]

— Я тоже хочу знать что у него такое с памятью, — сказала она Кире. — Пусть скажет правду. Мне уже все равно.

Мы с Кирой заговорили одновременно.

— Что значит все равно? — спросил я.

Мне совсем не понравилось это ее «все равно». Я не хотел быть ей «все равно».

— Да, кажется, он правду говорит, — покачал головой Кира. — Может, просто введем его в курс дела?

— Нет! — воскликнула Ева. Смутилась и тут же добавила:

— Позволь нам поговорить. Наедине. Там как раз Валентина Дмитриевна изнывает, ожидая услышать от тебя что-нибудь новенькое.

Кира поднял глаза к потолку. Поджал губы. Но все-таки поднялся и, выходя уже, повернулся к Еве:

— У нас мало времени, ты в курсе?

— Да-да, — смущенно ответила она.

Как только дверь за Кирой закрылась, я сказал Еве:

— В тот день, когда я переезжал, меня сбила машина. Переезд, собственно, лег на плечи Киры. Я потерял сознание. И очнулся только в больнице. Там была такая смешная врач-невролог. Девчонка-невролог, которая стремилась казаться значительнее и старше. Она сказала, что у меня локальная амнезия. Я тогда не то чтобы ей не поверил, но совсем не принял всерьез. Да и примеры у нее были дурацкие про коньки какие-то… Какие коньки!

— А что это значит? Амнезия — это вроде потеря памяти.

— Так и есть. Но поскольку я помнил вроде бы все про себя, и даже телефон Киры, а амнезия была локальная, то есть — незначительная, то я и плюнул на это. Подумаешь, мало ли что могло из головы вылететь. А она еще сказала, что у меня что-то вылетело из головы и все, что с этим было связано, тоже. Я действительно не понимаю, что вы все имеете в виду, когда говорите, что мы с тобой были знакомы, например. Или вот Кира говорит, что я пел и плясал, когда собирал вещи. Это может быть как-то связано?

Ева улыбнулась, когда я рассказал про свои песни.

— Да, — ответила она, — наверно.

— Как?

— А вот так…

И тут она меня быстро поцеловала. И мне показалось, что я снова потерял сознание. Так взорвалось что-то в голове множеством красочных огней. И целая вселенная вдруг сорвалась с наезженной орбиты и бросилась куда-то вскачь, как девчонка. И мне все это было так знакомо. Я это знал! Я все это знал! Удивительно!

Ну какие-то восклицания метались в моей голове, какие-то лозунги невысказанные и, может быть, даже гимны, но я не обращал на них внимание, так они слились с вселенским гулом. Я, конечно, ее уже не отпускал. Но — о чудо! — она не очень-то и рвалась куда-то. То есть она совсем никуда не рвалась и даже ни капли не возражала, что я ее не отпускаю, а только крепче прижимаю к себе и, если все дальше пойдет в том же духе — непременно зацелую до смерти. Или оба мы растворимся в новой вселенной, которая устроила настоящий фейерверк в моей голове, проникая в кровь, растекаясь по всему телу.

Но она все-таки сделала над собой усилие — я просто чувствовал, что это для нее — усилие, она оторвалась от меня и шепотом сказала:

— Подожди…

И я открыл глаза. Я никогда раньше не закрывал глаза, когда целовался. Господи, никого никогда я не целовал. Так, чушь все это была и пародия. Я открыл глаза и упал в гостиную Киры, где она сидела под лампой, совсем как тогда, когда она стояла в лифте под лампой, а я все совал ей дневник Инги и говорил «Это ваше!». Над ней и тогда был нимб от этой простой электрической лампочки, как сейчас.

— Это уже было, да? — спросил я ее. — Я все это знаю. Я все это знал. Но не помнил. Теперь я понимаю, почему ты снилась мне каждую ночь. Совершенно посторонняя девчонка — каждую ночь. Совсем не приветливая девчонка — как только закрою глаза. Я думал, это у меня такое помешательство на почве твоего презрения.

— Да, все это уже было. И ты сказал, что за два дня соберешь вещи, и мы уже никогда не расстанемся. И ушел домой… поздно ночью.

— Да, когда пришла твоя мама. Мы с ней познакомились. О, боже! Она ж меня потом спрашивала: у вас с Евой роман? Я думал, она немного сумасшедшая.

— Ну когда все вокруг кажутся сумасшедшими, то просто необходимо обратиться к зеркалу, мне кажется.

— Но что толку? В моем случае — все бесполезно.

— Но почему ты мне ничего не рассказала, когда я все-таки переехал?

— Представь, пожалуйста. После этого безумного дня, который мы провели вместе, ты действительное переезжаешь. Но ко мне даже не заходишь. Более того, когда мы сталкиваемся на лестничной клетке, ты строго намекаешь мне, что мои попытки познакомиться с тобой — бессмысленны.

Я вспомнил нашу встречу, которую считал первой, и застонал. А потом расхохотался и объяснил: