Светлана Чехонадская: Смерть мелким шрифтом

В хорошие дни, философски настроенный, Ивакин все списывал на разгильдяйство властей. Дальше этого он старался не думать, потому что на самом деле разгильдяйство было даже хуже, чем заговор. Он только недоумевал, как могут быть разгильдяями люди, стремившиеся к власти, дорвавшиеся до нее и, главное, получающие за свою работу такие огромные деньги и привилегии.

Вроде бы и просто и логично: повысить милиционерам зарплаты до разумных пределов, то есть сделать их не вызывающе маленькими, а обычными, такими, например, как у рядовых сотрудников Сбербанка. Больших бы это потребовало вложений? У Ивакина был калькулятор и были данные о числе сотрудников милиции, он много раз перемножал примерные цифры и никак не мог увязать полученные результаты с действительностью.

Действительностью же были стеклянно-синие, стеклянно-серебряные громады зданий, в основании которых плескалась нефть, голубым полупрозрачным огоньком горел газ или, что было совсем уж невероятно и необъяснимо, аккуратными разноцветными кирпичиками лежали несуществующие виртуальные деньги.

Вначале Ивакина страшно возмущало обогащение тех, кто просто оказался поблизости от чего-то такого, что давало большие прибыли. Потом под влиянием дочери он стал думать, что в нем говорят пережитки социализма: вера в равенство, неверие в избранность и штучную природу таланта. Он стал с большей терпимостью и даже с любопытством наблюдать за теми, кто добился огромных финансовых успехов. Был например, в стране один известный человек, который теперь давал интервью то на фоне одного замка, то в интерьерах другого, отделанных панелями вишневого дерева, то поглаживая белого арабского скакуна, то сидя на рыжем, но тоже арабском. Телекамера меняла ракурс — и вот уже в морской дали проходили яхты, а один раз даже показалось крыло небольшого аккуратного самолетика, и в его иллюминаторе ярко блеснула вишневая панель внутренней обшивки.

Ивакин не был завистливым человеком, но эти вишневые панели потрясли его, слишком уж они далеко ушли от обоев в его коридоре, которые, как назло, имитировали вишню. «Неужели этот известный человек рожден настолько отличающимся от меня, насколько отличаются мои стены от его?» — так впервые в жизни подумал Ивакин. Как и все, он многое знал об этом человеке: знал, что тот когда-то был карточным шулером и чуть не сел, что потом на него было несколько покушений, но все неудачные, что его особенностью считалась масштабность планов и дерзость их воплощения. Ничем подобным Ивакин похвастаться не мог. Да, видимо, это были ценные качества, они, наверное, стоили и скакунов, и замков и самолетика. «Три покушения! Это какие ж нервы надо иметь, чтобы спокойно спать даже после первого, не говоря о последующих!» — Ивакин поежился.

Классовый подход дал о себе знать, когда сын устроился компьютерщиком в банк. Разговаривая с ним по вечерам, Ивакин порой ловил себя на мысли, что все работники банка — преступники. Они наживались на каких-то векселях, получая неслыханные прибыли, которые оплачивало государство, они как-то спекулировали на кредитах, как-то отмывали деньги за счет налогов, которые государство великодушно списывало, хотя как раз этому государству не хватало денег на повышение зарплаты милиционерам.

«Ты поменьше отцу рассказывай. Видишь ведь, он переживает», — шепотом сказала жена сыну в коридоре. Почему-то эти подслушанные слова не разозлили Ивакина, а рассмешили. Все опять встало на свои места. Мир снова стал делиться на жуликов и честных людей, и то, что кого-то еще не посадили, было всего лишь издержками производства.

Конечно, молодые, да хоть тот же сын, были лучше воспитаны для обмана. Их-то как раз и убеждали все эти рассуждения о более талантливых, более склонных к риску, более образованных — заслуживающих своих денег. Убеждали потому, что давали некий шанс, которого у стариков уже не оставалось. Ивакин видел: большинство его молодых коллег заражены этой надеждой.

В ней было много позитивного, но было и много лжи, хотя бы уже потому, что теперь перестали называть обманщиков обманщиками, воров ворами. Теперь всегда надо было добавлять: «Что ж, такие времена».

В общем, Ивакин не очень любил молодых своих сотрудников. Как и в любом другом учреждении, у них тоже знали, кто замечен, а кто честный, к некоторым прилепилась слава абсолютно неподкупных (этой славой особенно дорожили те, кто сознательно строил большую карьеру), однако Ивакин подозрительно относился ко всем молодым, выбравшим работу в милиции. Так что неведомого парня, ушедшего «туда, где платят» и якобы предсказавшего убийство, — его, кстати, звали Мишей, — Ивакин заранее одобрил: молодец, не лентяй. Для молодых работы в Москве — завались! Чего в пресс-службе штаны протирать?