Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

На следующий день в воскресенье пока муж посещал тренажерный зал, я тихонько собрала свой старый чемодан и ушла из дома. После отповеди «о нравах современной молодежи» претендовать на что-либо из семейных ценностей Великого Хирурга я не только не посмела, но с ужасом отказалась от любых предложений. Путем длительных переговоров Виталий смог убедить меня переехать от девчонок, приютивших меня в общежитии, в коммуналку троцкистов. Про шубу и остальные тряпки сказал так — либо бери, либо на помойку выкину.

Я конечно взяла. И с мужем рассталась, в общем-то, по-приятельски. Без упреков, с взаимным облегчением. Но спроси сейчас любого из моих знакомых, ответит каждый — единственный человек испытывающий острую неприязнь к Софье Ивановой, это ее бывшая свекровь Анна Леопольдовна Островская. Эта неприязнь не была остро видимой, но была ощутимой и плотной как болотный туман. Она оседала каплями на коже и разъедала до костей. В любом другом случае, при любой другой, не смертельной опасности, я бы ни за что не переступила порога склепа с мертвыми цветами. Но в тот день я так устала, что услышь за спиной щелчок взводимого затвора, не нашла бы даже капли сил, что бы упасть и спрятаться. Осталась бы стоять как вкопанная, и лишь подумала — господи, неужели все закончиться так просто и быстро?!

Шофер Туполева довез меня до центра города, высадил на остановке трамвая и тут же уехал. Я дождалась пока машина на полной скорости скроется за поворотом, перешла на противоположную сторону улицы и поймала такси. Я ехала к бывшей свекрови и была абсолютно уверена — в приюте мне не откажут. Не потому, что бы затем позлобствовать — а, что Виталий я тебе говорила, твоя жена темная лошадка! — а потому, что у моей свекрови была одна хорошая привычка. Не смотря на всю любовь к стерильному порядку, Анна Леопольдовна вечно подбирала на улицах брошенных щенков и котят. Не всех, конечно, а по мере возможностей, в ее доме всегда жил и лечился какой-нибудь шелудивый кот или пес «Кабысдох».

— Интеллигентный человек не имеет права тратить сумасшедшие деньги на коллекцию рафинированных собачек или кошечек, когда вокруг столько несчастных, голодных животных.

Так говорила моя бывшая свекровь, когда подбирала какого-то бедолагу, отмывала его и либо оставляла у себя, либо отдавала в «хорошие руки» многочисленных учеников Великого Хирурга. Если бы в свое время я не ляпнула о кладбище и мертвых цветах, то вероятнее всего, обрела в лице свекрови нежную и заботливую подругу.

В половине первого ночи огромный сталинский дом мой свекрови почти весь спал. Выйдя из такси, я оглядела темные окна, нашла окошко спальни Анны Леопольдовны и слабо улыбнулась: моя свекровь по-прежнему бессонна. До двух часов читает в постели, потом спит часов пять и снова на ногах.

Я намеренно не стала предупреждать ее звонком, умышленно валилась снегом на голову, так как, не смотря на всех щенков и котят, не была так уж уверена в гостеприимстве по телефону. Из двери она меня не выпихнет это точно, но по телефону может и отфутболить вежливо — мол, простите, Софья, у меня грипп, понос, температура. Точнее, мигрень.

Я легко вспомнила код подъезда, открыла массивную дверь и вошла в подъезд. Мне показалось, что уже на третьей ступени лестницы начинало пахнуть домом Анны Леопольдовны — древними букетами, старыми книгами и шкурой бурого медведя в кабинете.

Когда я поднялась на второй этаж к двери Островских, в кармане запиликал сотовый телефон. На определители стоял номер родной коммуналки.

— Да, слушаю, — тихонько, боясь гулкого подъезда, спросила я.

— Софья, это Таня Сухомятко, — прозвучал приглушенный и испуганный голос. — Тут тебе одна телеграмма пришла…

— Я знаю, Таня, — перебила я. — Это о бабушке?

— Да.

— Спасибо, мне уже двоюродная сестра по сотовому дозвонилась. Я подъезжаю на электричке к дому.

— Ты там держись…

— Держусь, спасибо. Спокойной ночи.

Завтра утром вся коммуналка будет знать куда и зачем уехала Софья. Не забыть бы еще Душману позвонить и поменяться сменами с Земфирой.

… Все удивление Анны Леопольдовны выразилось в секундном изгибе выщипанных в ниточку бровей. Словно и не забытая невестка постучалась ночью в ее дверь.

— Проходи, Софья, — после приветствий сказала Анна Леопольдовна. — Плохо выглядишь.

— Спасибо, я знаю, — усмехнулась я и скинула бобра, который уже казалось сросся со мной кожей. — Простите, что без звонка. Так обстоятельства сложились.