Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

Впрочем, лиха беда начала. Я только приступила к исполнению. На стенания и сопли не оставалось времени. Я одела теплую куртку и подошла к окну.

Распахнув настежь шторы, раскрыла окно — петли тихонько взвизгнули, и старая краска засыпала голову сухими чешуйками, — перетащила тело на подоконник и осторожно, придерживая за ткань пальто, спустила вниз. Когда голова Кирилла уткнулась в верхушку сугроба, я разжала руки.

Каблуки ботинок чиркнули у лица, и тело, как салазки съехало вниз к подножию сугроба. Я выкинула из окна плед, пакет с его вещами и ножом, положила в карман фонарик и, заперев комнатную дверь, быстро прошла по коридору. У входа в квартиру я сняла с крюка инвалидную складную коляску и вышла на лестницу.

Темень на улице стояла совершенно непроглядная. Из низких туч лупил, все усиливающийся дождь, далекие фонари скрывались за водяной завесой, и все это вкупе меня устраивало. Удивительно, но, начав действовать, я, наконец-то, почти перестала рассуждать. Как заводная безмозглая кукла-робот, отнесла коляску к лазу в заборе, выкинула ее на ту сторону и вернулась за Кириллом.

Взяв пальто за воротник, отволокла тело до дыры в заборе, протащила, перевалила его через перекладину и быстро, бегом сгоняла за пакетом и пледом.

Начинающее коченеть тело, расположилось на коляске Марии Германовны как надо. Видимо, не зря я не снимала его в комнате со стула. Я поставила мертвые ноги на подставку, обвязала, укрыла Кирилла пледом и на манер женского платка, повязала ему на голову яркий вязаный джемпер.

Тихо поскрипывая колесами, инвалидная коляска ехала по улице, окруженной разрушенными домами. Жидкое месиво из обломков льда и воды хлюпало под ногами, но я намеренно везла коляску по лужам. С детства фильмы про розыскных милицейских собак я предпочитала мультикам. Если тело Кирилла случайно обнаружат в ближайшие часы, никакой такой Мухтар или Рекс не должен привести кинолога к моим дверям.

Утопая в грязи, я тащила коляску по самым темным, глухим закоулкам с определенной целью. Сидя в запертой комнате наедине с трупом, я припомнила, что невдалеке от дома существует надежное и скрытое место. Примерно полгода назад, почти этим путем, я так же катила коляску с Марией Германовной. Актриса попросила меня отвезти ее на проводы старинной подруги Анны Дмитриевны. Домик Анны Дмитриевны был едва ли не самым ветхим на этой улице и одним из первых уходил под снос. Пожилая хозяйка получила ордер на новую квартиру в отдаленном микрорайоне, и Мария Германовна, крепя слезы, ехала прощаться.

Тюки на сундуках, жалкая старая мебель проявила под ярким солнцем все свои потертости и трещины, вокруг сновали грузчики из родственников, Анна Дмитриевна ходила вокруг тюков и утирала слезы кончиком платка:

— Дом-то Маша, как жалко.

— Трухлявый стал твой дом, — своеобразно утешала актриса.

— Ага. Тебе легко говорить. А у меня ледник-то какой! Чудо, а не ледник, холодильника ненужно. До августа лед держится.

— Твой ледник сто раз бомжи вскрывали, — резонно заметила Мария Германовна. — Труха одна, а не дверь. Щеколда вместе с шурупами вылезает.

С этим Анна Дмитриевна не могла спорить. Хлипкая дверь глубокого ледника действительно не выдерживала упрека.

Вот к этому самому леднику ржавый робот в резиновых сапогах и катила сейчас коляску с мертвым другом. Я уже не ощущала себя человеком. И внутри была так опустошена и истерзана, что случись в тот миг окрик за спиною, то даже легкого расстройства бы не получилось. Я боролась только из какого-то непонятного упрямства, из тупости. Продумывая в теплой комнате план путешествия до ледника, я собиралась быть сильной и умной, собиралась кружить по улицам, проверить хвост и попытаться оторваться от преследователей в дебрях полуснесенных строений, — я все предусмотрела. Кроме того, что разрушительное равнодушие сможет раздавить все намерения, кроме одного — достигнуть цели кратчайшим путем, избавиться от тела и будь что будет. Мне стало все равно. Несколько часов назад я боялась выйти из дома с легким ноутбуком подмышкой, сейчас, в тупом упрямстве волокла по темной улице жуткий груз и ни о чем не думала.

Где-то глубоко, очень глубоко внутри себя я отдавала отчет таким колебаниям рассудка — ноутбук нельзя отдавать врагам, он мой единственный шанс на спасение. А мертвый человек в комнате, это уже не козырь, а туз в рукаве противника. Оставлять тело Кирилла в комнате было никак нельзя, и риск оправдан. Абсолютная темнота, дождь и высокий забор вокруг заднего двора магазина давали мне надежду. Если бы возле дома я смогла найти хотя бы один сухой надежный уголок, я бы и ноутбук там спрятала. Ни один наблюдатель не увидел бы меня — вокруг магазина не было высоких строений, двухметровая ограда окольцовывала двор, ни одну чужую машину с наблюдателями сторож не пропустит к складам.