Дерек Тремейн - Как раскрыть убийство. Истории из практики ведущих судмедэкспертов Великобритании

По причине своей неудовлетворенности я взял на себя смелость изобрести метод миллипористой фильтрации для анализа материалов после утопления, которым я пользуюсь уже несколько десятилетий. Я стал собирать всю жидкость из органов жертвы, пропускать ее через фильтр, и так я мог заключить, что все потенциально заполненное диатомеями вещество было изучено. Однако недостаточно изменить только свой метод работы, если ты видишь, что пренебрежение проникло в целое научное направление. По этой причине я не упускал возможности рассказать о своем подходе. В Великобритании сформировалось общество диатомологов, в которое входили мои коллеги-ученые и врачи. Мы регулярно проводили встречи, на которых делились друг с другом новыми знаниями. На одной из них я представил свой метод и разъяснил стоящие за ним доводы. Я знаю как минимум одного диатомолога, кто после этого выступления взял мой метод себе на вооружение.

Я с гордостью могу сказать, что моя система миллипористой фильтрации ни разу не проявила слабых сторон. Единственным неудобством использования этого метода мог оказаться забивавший миллипористый фильтр ил, который жертва вдохнула перед смертью. Иногда я обнаруживал в легочной ткани сгустки, состоящие из нескольких тысяч сваленных друг на друга диатомей. Конечно, эти находки не относятся к недостаткам моего метода. Во всяком случае я знал, что получил все имеющиеся диатомеи на анализ. Но бывали и другие крайности, когда я находил всего одну или две диатомеи, которые точно пропустил бы, если бы пользовался традиционным подходом. Моя технология доказала свою исключительную надежность, и я до сих пор ее использую, находясь на должности одного из последних судебных диатомологов Великобритании.

Спустя много лет после того, как я оставил в прошлом лабораторию в больнице Гая и диатомологию как специализацию, один коллега предложил мне выступить в качестве консультанта для его новой независимой компании. Должен признать, что сначала я хотел отказаться — главным образом потому, что уже давно перестал целыми днями сидеть в лаборатории и не стремился снова возвращаться к этому. С другой стороны, я понимал, что в этой сфере работает очень мало специалистов и мой многолетний опыт представлял огромную ценность.

В итоге я не только принял его предложение, но и превратился в увлеченного энтузиаста. Мои услуги по анализу материала после утопления стали снова чрезвычайно востребованы; кроме того, я начал консультировать стажеров полиции и отделов судебной медицины. Я выступал с презентациями, посещал научные мероприятия с целью популяризации нашей работы и давал консультации по передовым практическим методам. Мне повезло оказаться у истоков формирования новой лаборатории, которая развивалась в соответствии с моими инструкциями. Я был рад в очередной раз предоставить свои навыки для усовершенствования методов расследования смертей после утопления. Возврат к прежней работе принес мне новое вдохновение и, как ни странно, оказал своего рода терапевтическое воздействие.

(Рассказывает Полин.)

Выполняя обязанности личного помощника патолога, я поняла, что самые неприятные аспекты работы в морге были связаны для меня с утоплением. Особенно часто я с этим сталкивалась в морге Саутуорка, который располагался на берегу Темзы и принимал тела утонувших людей. В этом морге я видела больше разлагающихся трупов, чем в любом другом, и до сих пор отчетливо помню, как работала там по утрам. Мои чувства и эмоции регулярно подвергались проверке на прочность.

Было тяжело вести записи, когда меня окружал сладковатый и тошнотворный запах гнилостного разложения. Он напоминал мне вонь гниющего на жаре мяса, облепленного мухами и опарышами. Теперь умножьте это на сто, и вы поймете, насколько интенсивным, всепоглощающим и подавляющим был этот запах. Я бы с радостью отказалась от участия в этой работе. Утро по ощущениям тянулось несколько суток, и я могла только поражаться тому, как с этим справляются патологи, которым приходилось внимательно изучать тела с очень близкого расстояния: они описывали повреждения и состояние тела изнутри и снаружи. Мне хотя бы удавалось выдерживать некоторую дистанцию, садясь как можно дальше от тела.

И все же я постепенно теряла концентрацию, и с ней исчезали остатки присутствия духа. Я начинала ерзать и беспокоиться. Хотя я ни разу не испытывала полноценную паническую атаку, я уверена, что находилась практически на грани. Меня преследовала навязчивая мысль убежать и начать жадно глотать свежий воздух.