Юлиан Бардин - Империя страха

Иваныч привстал с кресла и, приблизившись к гостю, протянул тому руку, сказав:

— Меня зовут Ваня, а это, — говорящий кивнул в сторону молчаливого приятеля, — Антон. Мы действительно не мусора, но и не жулики…

— Да уж вижу, — улыбнулся Дегтярев, — не слепой, чтобы честных жиганов от фраерков не отличить.

В голосе вора прозвучала неприкрытая издевка, но он и не заботился о приличиях, уяснив для себя, что раз он понадобился этим крепким мужикам, значит, они покорно проглотят и не такие обиды.

Но ни каскадер, ни контрразведчик и не думали обижаться, потому что им было безразлично, как будет их величать собеседник.

— Что ты там говорил насчет балагаса? — Юра нагло уставился на Лямзина, стремясь подчеркнуть этим взглядом собственное превосходство над окружающими,

— Какого балагаса? — не понял Антон. — Ты о чем?

Довольно улыбнувшись, Дегтярев пояснил:

— Ну насчет жратвы.

Ни слова не сказав в ответ, майор поднялся и направился в кухню, увлекая за собой Чижова.

Оставшись один, Юра еще раз осмотрелся, как будто пытался прицениться к обстановке — что можно будет прихватить с собой на тот случай, если придется спешно ретироваться,

Но все предметы были либо слишком громоздкими, либо не представляющими собой никакой ценности с точки зрения прожженного вора, поэтому ему ничего не оставалось, как уныло махнуть рукой и отправиться вслед за ушедшими мужчинами, предварительно скинув с себя грязную, порядком измятую куртку.

Узрев на кухне девушку, Гвоздик на какой-то миг смутился — ему вообще сложно давалось общение со слабым полом, если те не принадлежали к категории легко доступных львиц полусвета.

Блондинка по-своему поняла смущение парня и поспешила прийти ему на помощь:

— Здравствуйте, меня зовут Маша, а вас?

Обиженно насупившись, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, вор буркнул себе под нос:

— Юра меня зовут, — и тут же присел за стол, повернувшись к девушке спиной.

Против обыкновения, Маша не оставила мужчин одних — это было просьбой Антона, — а уселась напротив гостя, время от времени поглядывая на того невинными синими глазками.

От этих знаков внимания Дегтярев еще больше смутился и сжался в комочек, старательно избегая встречаться с блондинкой взглядами.

Лямзин, мгновенно оценивший преимущество женского присутствия, которое заметно сбило спесь с вора, неторопливо повел разговор:

— Мы о тебе знаем достаточно, чтобы не вдаваться в детали твоей бурной уголовной жизни, поэтому немного расскажем о себе. — Он выразительно посмотрел на Чижова, как будто искал у того поддержки правильности собственного высказывания.

Но Иваныч не вмешивался, отдав ситуацию на откуп более опытному в таких делах приятелю.

Не дождавшись никакой реакции со стороны Гвоздика, майор продолжил:

— Так случилось, что нам друг без друга не обойтись, — он протяжно вздохнул, как будто тяготился такими обстоятельствами, — по крайней мере какое-то время. Поэтому — хочешь ты того или нет — тебе придется оставаться с нами, конечно, до тех пор, пока мы не найдем цепочку. А дальше твое дело…

Раздраженно отбросив от себя вилку, которая со звоном ударилась о край фарфоровой тарелки, вор пристально уставился на говорящего и одним духом выпалил:

— Да что, в конце концов, происходит?! Опять эта злосчастная цепочка… что в ней такого ценного? — Внезапно глаза Дегтярева сузились до толщины бритвенных лезвий, и он сквозь зубы процедил: — А может, вы все-таки легавые? Решили меня развести, как колхозника на городской ярмарке?

Антон задумался на несколько секунд, а затем, посмотрев на Чижова, спросил:

— Ну что, расскажем ему все?

Тот неопределенно пожал плечами и почти безразлично отозвался:

— Как хочешь, дело твое. Все равно по-другому он нам не поверит.

— Ладно, — согласился майор и достал из внутреннего кармана уже изрядно помятую и залоснившуюся по краям копию рукописи, протянув ее Дегтяреву. — Читай, а что будет непонятно, мы поясним.

Гвоздик неуверенно протянул руку и двумя пальцами взял предложенный документ — со стороны казалось, что он прикасается к раскаленному железу или к отравленному особым ядом пергаменту. При этом на его лице отразилось выражение крайней брезгливости; казалось, что Юра сейчас же отбросит от себя посеревшие листки и нагло рассмеется в глаза собеседникам. Но ничего подобного не произошло.

Вопреки ожиданиям, Гвоздик сосредоточенно углубился в чтение. По мере того как смысл написанного доходил до его сознания, лицо вора преображалось: из недоверчивого оно превратилось в заинтересованное, пока не стало откровенно возбужденным — на лбу проступили маленькие бисеринки холодной испарины, а глаза округлились от изумления.