Питер Кейв - Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач - Новая война

— К сожалению, бульдозер осложнил дело, — сказал раздраженно доктор, — машина не очень-то хорошо обошлась с телом.

Паллисер подумал, что неплохая идея — закопать труп именно здесь. Только тот, кто это сделал, не учел, что бульдозеры еще не закончили работу.

Это было тело женщины. Позже доктор Бэйнбридж сможет рассказать больше. Сумочки нет. Молодая женщина, блондинка, в дешевом платье.

При дополнительных раскопках сумочка не обнаружилась. Тщательные поиски среди развалин ничего не дали. Оставалось забрать тело для более подробного исследования и надеяться на случайность, которая может навести на след. Даже Паллисер понимал, что расследовать это убийство будет чертовски сложно — совершенно не за что зацепиться. В данном случае не было надежды и на службу розыска пропавших, потому что они даже не могли дать фотографию в газету. Бульдозер, или что-то другое, об этом позаботились.

— Мы хотели бы получить полное описание как можно скорее, доктор, — сказал Паллисер.

— Да, конечно. Я сразу же его вам передам и, вероятно, к вечеру сделаю вскрытие. Здесь больше нечего делать. Она мертва примерно сорок часов. Около того. О'кей, ребята, можете забирать. — Бэйнбридж встал и отряхнул брюки. — Вот народ, оставляют трупы в самых идиотских местах.

Санитары подняли тело на носилки, что-то упало вниз. Паллисер бросился к выпавшей вещи. Носовой платок, один угол завязан узлом, в узле маленький предмет. На платье не было карманов, платок был засунут за бюстгальтер для сохранности. Обычный узелок, который может завязать всякий. Он осторожно развязал и взглянул на то, что было внутри.

Золотой диск. На нем была изображена кошачья фигурка, искусная гравировка передавала даже шелковистость длинной шерстки. Голова кошки поднята, обозначены длинные усы и волоски в ушах, глаза сделаны из маленьких ярких зеленых камешков. Ниже фигурки изящно выгравированы слова «Серебряный Мальчик».

Паллисер смотрел на кота, кот смотрел на него, загадочный и безмолвный.

Кот был сбит с толку и чувствовал себя неуютно. Снова никто не пришел. Здесь всегда кто-то был, чаще всего та, кого кот знал столько, сколько себя помнил. Та, у которой был мягкий голос, которая гладила его и позволяла по вечерам спать у себя на коленях. Иногда — другая, которая тоже жила в этом доме. Обычно обе вместе, хотя той, другой, уже довольно давно не было.

Не было ничего, ничего из того, что должно было быть. Его чувство времени подсказывало, когда она должна прийти домой, и он ее ждал — на пороге или у двери. У него был свой вход, проделанный в кухонной двери. Сейчас даже здесь что-то изменилось. Его вход по ночам всегда закрывался, чтобы он не мог выйти. Сейчас он был не заперт.

Обычно она приходила, открывала большую белую дверь той штуки с едой внутри, и еда появлялась на его собственной тарелке, и еще чашка с молоком и чашка со свежей водой. Она разговаривала нежным голосом и гладила его, а потом он укладывался, свернувшись, у нее на коленях, и она расчесывала ему шерстку его собственной щеткой, от чего он всегда испытывал блаженство. Щетка распутывала клубки шерсти, с которыми не могли справиться его язык и зубы.

Но она все не приходила.

Много поколений его предков были избалованы, тщательно оберегались людьми, не то что опытные старые уличные коты-бандиты, которые получают по наследству знание людей и городов. Но инстинкт понемногу брал свое. В первую ночь кот был очень голоден, однако не пытался что-нибудь предпринять. Еду всегда давали ему люди через определенные промежутки времени. Но к полудню следующего дня инстинкт повел его к ближайшим мусорным бакам. Съедобного он нашел там мало. В тот день после многих попыток он поймал и съел маленького воробья. Но такому коту, как он, птичка была на один зуб.

В первую ночь его сильно напугали другие коты. За три года он никогда не был ночью на улице, и очень давно ему хирургически удалили большую часть его агрессивности. Незнакомые коты, которых он никогда раньше не видел, пришли крадучись, стали задираться, издавать странные крики, и он юркнул обратно в дом через свою дверцу.

На следующий день он поймал три птички, но они только раздразнили его голод. Жажда заставила его исследовать новые места, пока на незнакомом заднем дворе он не нашел дренажные трубы с солоноватой водой. Время от времени он выходил встречать хозяйку, но она lie возвращалась. Никто не приходил, чтобы открыть большую белую дверь и положить на тарелку еду; никто не приходил, чтобы погладить его и сказать разные нежные слова.