Александр Тамоников - Война не по правилам

— И даже не сомневайся в этом, Закир, — оскалился Худайназар. — По-дружески я сделаю это быстро, острым ножом.

— Смотри, чтобы до этого я не всадил тебе очередь в кишки.

— Хватит! — крикнул Самар. И приказал: — Гути в ближний дом, русских — в подвал большого. Затем всем отдых. Девушку первым возьмет Форе, я обещал.

Французский наемник довольно усмехнулся, подхватил Гути и поволок ее к ближней халупе, оповестив оставшихся:

— Второй — через полчаса. Этого мне хватит.

Самар, Шани и Тарак подошли к русским медикам.

— Вы все слышали, сами пойдете или моим воинам помочь? — спросил главарь у хирурга.

Гарин с ненавистью взглянул на него:

— Отпустите медсестру, она же еще совсем молодая! Ей замуж выходить, детей рожать.

— Замуж, говоришь? — прищурился Самар. — Да, она могла бы спокойно жить по нашим законам, выйти замуж, нарожать детей, лелеять своего мужа, но выбрала другой путь. То, что училась, ладно, медсестры и нам нужны. То, что пошла работать в Красный Крест, тоже можно было бы простить. Но Гути связалась с неверным, пренебрегла традициями и обычаями. Открыла лицо, вела себя, как распутная европейская шлюха, да она стала таковой. Поэтому ее ждет наказание. А наказание у нас одно — смерть. Ее должны забить камнями. Но я решил по-другому, пусть сначала с ней развлекутся мои воины.

— Воины? Тот сброд, что атаковал госпиталь, ты называешь воинами?

— Играешь на том, что я не могу убить тебя? Ты храбрый человек. Значит, у меня не воины, а сброд? Как же тогда этот сброд уничтожил в минуты всю охрану госпиталя и захватил его? Но почему я оправдываюсь? Если бы не запрет моего хозяина, то твоя жена сейчас уже была бы во втором доме и ее ждала бы участь Гути. Благодари Всевышнего, что хозяин приказал вас не трогать. Но это пока. Пока он не добьется своей цели. Когда же добьется, то вы все сдохнете, как паршивые шакалы. И что самое занимательное, казнить вас будет ваш же земляк. Впрочем, возможно, хозяин и сохранит вам жизнь. Так что, вместо того чтобы выражать недовольство, я бы на твоем месте усердно молился. Не мешает это делать и твоей жене, и твоему сослуживцу. Все! Воины, в подвал их, туда же лепешку, бутыль воды и ведро. Дверь на замок, лестницу поднять. Форе после забав с Гути — в охранение. Первым получил шлюху, первым и в караул заступит.

Ихаб Шани и Шад Тарак, толкая русских медиков прикладами, загнали их в большой дом. В передней комнате находился люк. Крышка была открыта, и виднелась деревянная лестница, ведущая вниз.

— Туда, — указав на черное жерло подвала, приказал Шани.

Медики, помогая друг другу, спустились. Но это была еще не камера их содержания, а небольшой предбанник, из которого в основную часть подвала можно было пройти через массивную железную дверь. Тарак снял замок, с трудом открыл дверь, ощерился:

— Прошу, господа. В подвале темно и пусто, зато не жарко.

Он дождался, пока Шани принесет ведро, в котором лежала двухлитровая бутылка воды и завернутая в тряпицу засохшая лепешка.

— Отдыхайте.

Боевики закрыли дверь и поднялись наверх, вытащив за собой лестницу и прикрыв люк. Теперь выбраться из подземного каземата без посторонней помощи было невозможно.

Шани доложил Самару о том, что русские в подвале.

— Хорошо, отдыхайте.

— Мы во двор, там жребий кинем на Гути.

— Ступайте. Если после вас всех она не сдохнет, бросьте ее в зиндан за вторым жилым домом.

— А если сдохнет?

— Тогда пусть Худайназар отрежет ей голову и насадит на шест. Покажем родственникам. Тело же вынести метров за триста и бросить. Шакалы не оставят от него ни косточки. Понятно?

— Понятно, Валид.

— И смотрите не передеритесь там из-за этой вонючки.

— Разберемся.

Самар с чемоданом и автоматом прошел в дальнюю комнату, где пол был накрыт толстой кошмой, а в углу были сложены матрац, одеяло и подушка. Он расстелил матрац, бросил на него подушку, разделся, лег и тут же уснул.

Во дворе же боевики бросали жребий, кому иметь бедную Гути после француза Форе.

В это время французский наемник развязал девушку.

— Что вы намерены со мной делать? — спросила его по-французски.

— Как что? Любить тебя, крошка. Очень сильно и разнообразно любить, — ответил Форе.

— Но вы же не варвар, как мои соплеменники, вы же европеец. Я работала с французскими врачами. Они интеллигентные, воспитанные люди.

— Да, конечно, в Европе учат хорошим манерам, — сняв последний моток веревки, проговорил Форе. — А вот меня не учили, я учился сам.