Александр Тамоников: Старая добрая война

В бытовке курсант Шрамко мучился с просушкой подворотничка. Утюг на свободной доске то нагревался до кипения, то остывал. Хорошо, что курсант успел прогладить куртку и брюки, с выстиранными подворотничками повезло меньше.

— Твою мать, и что за утюг?

Гладивший рядом товарищ по взводу усмехнулся:

— Что, Шрам? Сломал утюг, ну, теперь «хомут» заставит тебя новый купить.

«Хомутом» в военном училище, да и в войсках вообще часто называли старшину роты.

— А не шел бы он! Слышь, мужики, дайте подворотничок догладить! Осталось всего ничего.

— Бери, я пойду покурю в курилке, — пошел навстречу его сосед по глажке.

Шрамко перешел за другую доску и в считаные минуты исправным утюгом высушил кусок белой материи. Теперь осталось в кубрике подшить его, повесить форму на стул, и в кровать, отдыхать до получения оружия, когда первый взвод десятой роты заступал в караул. Сколько уже их было за почти четыре года обучения в Переславском военном училище? Караулы не считали, дожидаясь последнего, как говорится, дембельского.

Вернув утюг подошедшему товарищу, Шрамко забрал форму, прошел в кубрик, присел на стул, достал из ящика иголку с ниткой. Тут появился друг Шрамко, курсант третьего взвода Роман Середин, присел на соседний стул:

— Думал, не успею.

— В смысле? — поднял на друга удивленный взгляд Шрамко.

— Слушай, Дим, ты на какой пост заступаешь?

— На четвертый.

— Пост длительного хранения техники и складов «НЗ», самое то.

— А в чем, собственно, дело, Рома?

— Ночью когда стоять будешь?

— Это смотря что ночью считать. У меня смена с 20.00 до 22.00, затем резерв, отдых, потом на пост с двух до четырех.

— Отлично!

— В «самоход», что ли, собрался?

— Да.

— И кто же твою Алину ночью из дома выпустит?

— Сам удивился, когда она позвонила и спросила, смогу ли я подойти к трем часам. Наверное, есть что важное сказать.

— Может, папенька ее изменил свое отношение к тебе?

— От него дождешься, — вздохнул Середин. — Ему зять офицер на хрен не нужен. Как же, местный олигарх, мебельный салон имеет, да еще с десяток подпольных цехов. Он уже нашел жениха для дочери. Да только не выйдет у него ничего.

— Как знать, Рома. Или думаешь, он не просчитывает варианта, что после выпуска его совершеннолетняя дочь может просто сбежать с тобой? Просчитывает, потому как в части, куда пошлют, он вас уже не достанет.

— Пусть просчитывает. Мы сделаем так, что все его просчеты пустыми окажутся. Но вот почему она сегодня меня ночью вызывает? Не могу понять.

— Наверное, Алиночка решила не ждать выпуска, а сегодня из хаты свалить, — улыбнувшись, предположил Шрамко.

— Ей еще школу закончить надо. И потом, куда я ее дену? Не в училище же больше месяца прятать?

— Почему нет? Да и хату снять в городе по-тихому не проблема.

— Не прокатит. Ну ладно, посмотрим, что там у нее. Так я через твой пост пройду?

— По форме или в спортивном?

— В спортивном, конечно, до их коттеджного поселка по «железке» километров пять.

— Во сколько двинешь?

— Сразу после смены поста, где-то в 2.20. Вернусь через час-полтора.

— Лады. Фонарь не забудь, а то сиганешь сдуру через забор и попадешь под очередь. На территории поста всего два прожектора. Не различишь, свой или кто из бандюков, а может, дезертир из батальона ополчения. Месяца не прошло, как бойца из БОУПа похоронили. Дернуло солдата через пост пойти. Правда, он в хлам был, но от этого не легче. Получил пять пуль, и «до дому, до хаты» в цинковом гробу.

— Фонарь возьму, пойду трезвым, сигналы прежние. Из училища подойду к посту от полосы препятствий, обратно со стороны железной дороги, напротив караульной вышки.

— Договорились.

— Не усни.

— Я не сплю на посту. Привычка уже дурная выработалась за четыре года. В караулке в резервной смене голова на стол так и клонится, два часа отдыха пролетают секундой сна, на построение выходишь сонной мухой, а стоит прийти на пост, все, сон как отшибает.

— Ладно, подшивайся, отдыхай, я на самоподготовку. Ночью встретимся.

— Давай! Но знай, Рома, не нравится мне что-то этот «самоход». Что уж такого могло произойти, чтобы Алина решилась выйти из усадьбы в темную рощу, да еще в такое время?