Анатолий Афанасьев - Радуйся, пока живой

И все же больше чем телесная слабина, душу ломал непонятный срыв хоть и грубоватого, но вполне приемлемого нормального плана ликвидации, предполагавшего обычный захват, быстрый допрос проклятого самозванца — и, наконец, пустяковую имитацию самоутопления жертвы в районе Химок. Сущая ерунда, а поди ж ты! Оперативная неудача так сильно уязвила самолюбие полковника, что, казалось, в башке вот-вот лопнет какой-то центральный сосуд и на мозг обрушится слепота. Было и еще кое-что, с чем он никак не мог справиться. В глазах, как неуловимая соринка, то и дело возникало изуродованное Светкино личико, — и сбросить наваждение Санин не мог, как ни старался.

Он хотел только одного — поскорее догнать вонючку-министра, к которому теперь относился с личной, а не служебной неприязнью, развязаться с ним, усесться в тенек, перетянуть плечо, зудевшее пчелиным ульем, и спокойно обдумать, что же это за странный денек приключился с ним на старости лет.

Леву настиг в подвале заброшенной двухэтажной хибары, предназначенной на снос, куда тот в отчаянии спрыгнул и забаррикадировал за собой дверь, надеясь отлежаться, как сурок в норе. Санин вышиб трухлявую, хотя обитую железом дверь кулаком здоровой руки, испытав при этом болевой шок, точно ему рассекло туловище наискосок. Перед тем, как войти в подвал, огляделся: двор пуст, людьми и не пахнет, окна жилых домов сюда не выходят — поганец словно нарочно подобрал убежище, где его можно придавить по-тихому.

Самозванец Зенкович прижался к одной из стен, утырился между деревянной поломанной тарой, его силуэт отчетливо выделялся в скудном рассеянном свете, лившемся из зарешеченного полуокна.

— Вставай, козлина, — сипло распорядился Санин. — Еще придется ответить на пару вопросов.

— А потом? — робко донеслось от стены.

— Потом — суп с котом, — Санин придвинулся ближе и теперь хорошо различал сытое белое лицо ненавистного кота-ворюги.

— Говори быстро, кто твой хозяин?

Лева закопошился и встал в полный рост.

— Разве вы не знаете?

— Я знаю, ты скажи, — рыкнул Санин. Прикинул: стрелять не годится. Достал десантный тесак из кожаной поясной сумки. Нож спишут на ночную шушеру. Впрочем, это все не имеет никакого значения. Операция все равно провалена.

— Почему вы хотите меня убить? — спросил Лева, и в его голосе удивленный полковник не услышал страха. Уныние, да, но не страх.

— Я не убийца, — в глазах у Санина начинало двоиться, надо спешить. — Я исполняю приговор.

— О чем вы? Чей приговор?

— Ни финти, подонок. Приговор твоей бывшей родины… Повторяю вопрос: кто хозяин? Кто тебе платил?

— У меня нет хозяина… Поймали, накачали наркотой. Делал, что требовали. А как иначе? Жить-то хотелось… Но вреда никому не причинил. Никому конкретно.

— Кто поймал?

— Китайцы… Это долгая история. Если желаете, все могу написать на бумаге.

— Сверху кто вел?

— Серегин… его уже убрали… Шамширов из президентской администрации. Хмельницкий… Егоров раскручивал пропагандистское обеспечение… Других не знаю, — Лева добросовестно перечислял и незаметно, как ему казалось, передвинулся к двери. Он уловил, что жуткий маньяк-преследователь не совсем здоров, кровит и покачивается на одной ноге, как цапля. Слабый огарок надежды затеплился в мозгу. Если еще чуть-чуть взять влево, а потом неожиданно рвануть…

— Даже не думай, — угадал его замысел Санин. — Бежать некуда. Добегался.

— Но за что? Если вы не сумасшедший, предъявите обвинение.

— Обвинение тебе? — Санин попытался вернуть себе кураж, не получилось. Свинцовая навалилась усталость, такого с ним не случалось давным-давно, разве что… Потребовалось усилие, чтобы перебороть апатию… а ведь еще предстояло ткнуть ножом, закидать тушу ящиками… да что же это такое! — Обвинение? — повторил он удивленно. — Ты, скотина, соки сосал из народа, который тебя вспоил, вскормил — этого мало?

— Не сосал, — слабым эхом отозвался Таракан. — Из меня сосали, кто хотел, но не я. Я…

Санин сделал шаг вперед, напряг руку: хватит! Происходящее напоминало скверный анекдот.

И в ту минуту, когда Леве оставалось жить с гулькин нос, сзади, в неплотно прикрытой двери произошло шевеление и звонкий, напряженный женский голос произнес:

— Остановитесь, полковник! Послушайте меня, пожалуйста.

Не оглядываясь, угадал — Лиза Королькова, будь ты неладна!

— У тебя что, капитан, месячные начались? Нервишки шалят?

— Нет, все в порядке… Возьмите, пожалуйста, телефон, Иван Романович на связи.