Александр Афанасьев - Братишки

Контактер появился ровно в назначенное время: молодой, по меркам высшей власти даже непозволительно молодой, в черном плаще от Burberry. Виталий Назарчук, депутат Рады. С ним был всего лишь один охранник, он жестом показал сидящему на скамейке старику подняться, но контактер отрицательно покачал головой, и охранник послушно отошел, заняв позицию в пяти метрах от лавки…

– Обязательно было тащить его с собой? – раздраженно спросил генерал, кивая в сторону охранника.

– Это мера предосторожности. Не более того.

– Пусть отойдет подальше.

Контактер показал рукой охраннику, и тот направился в конец аллеи, постоянно озираясь. Отошел он не так уж и далеко.

– Напрасно беспокоитесь. Он не понимает ни русский, ни украинский. Он из Израиля.

Генерал молчал, не зная, с чего начать.

– Признаюсь, я был весьма удивлен вашему звонку. Довольно неожиданно…

Вот что сказать. Хотел с вами посоветоваться? С этим, с желторотым щенком.

– В стране кризис… – неуверенно начал генерал.

– Это не новость. В стране кризис вот уже десять лет.

– Да, но сейчас все по-другому…

Генерал лихорадочно вспоминал, что ему известно о его нынешнем собеседнике. Юрист, имя сделал на защите украинских диссидентов – что позволило ему уйти в политику. Один из самых молодых депутатов Верховной Рады Украины. Связан с киевскими и закарпатскими ОПГ и фактически курирует врастание их в легальный бизнес. Оппонент как донецким, так и днепропетровским. Именно их – как третью силу – начал продвигать Папа в последнее время, не желая стать жертвой смертельной схватки между донецким и днепропетровским кланами. Именно из этой схватки и растут корни нынешнего кризиса…

Юрист понимающе смотрел на него. Надо ходить – или-или. Целок в таких играх нет.

– Вам известно, что генерал армии Головач планирует государственный переворот и убийство президента?

– Ну, первое известно, а вот второе для меня новость. Можно подробнее?

– Подробнее я скажу лично ему.

– Кому – ему?

– Папе, – раздраженно сказал генерал, – лично Кузьмуку. И только ему. Пытаться брать меня силой не советую – не выйдет. Живым я не дамся, если что.

Юрист поморщился:

– Помилуйте, сейчас не тридцать седьмой год.

– Тридцать седьмой… тогда порядок был.

– Это понятно. Почему вы выбрали меня? Я не самый близкий для Кузьмука человек.

– Потому что кое-кто из его близких людей – активные участники заговора. Если я появлюсь на Банковой, меня уберут тут же. Встреча должна состояться где-то на нейтральной территории – не в Конче-Заспе и не на Банковой.

– Это еще сложнее сделать.

– Надо – сделаете! – психанул генерал. – Думаете, я не знаю, куда вы все метите?

– Да вы успокойтесь, организуем, конечно. Вы готовы назвать имена?

– Да.

– В обмен на?..

– Прощение… и то, что до пенсии дадут доработать.

– Ну… немного. Я бы просил больше.

Генералу стало невыразимо тошно. Вот они. Те, кто теперь хозяева в стране.

– Мне много не надо.

– Хорошо. Кто-то знает о нашей встрече?

– Нет.

– Запишите мой номер. Это личный…

Контактер, как и все важные люди в Киеве, имел несколько трубок. Номер одной – на визитке, но по ней он никогда не отвечал, только перезванивал, если что. Номер два – служебная, три – личная. Иногда была и четвертая – для самых близких и доверенных людей.

Генерал, подслеповато щурясь, кое-как записал.

– Сейчас непосредственной угрозы нет?

– Сейчас – нет. Когда?

– Несколько дней. Я заинтересован в этом, так же как и вы. И кстати…

…

– Когда будете встречаться с Кузьмуком, не говорите ему, что это вы на меня вышли. Намекните на обратное. Тем самым вы окажете мне услугу.

Генерал кивнул, преодолевая брезгливость:

– Хорошо.

– Вот и отлично. Звоните мне каждый день… ну, скажем, в девятнадцать ноль-ноль. И я буду знать, что с вами все в порядке.

Контактер встал со своего места, охранник мгновенно оказался рядом.

– Не сидите здесь долго. Простудитесь…

Контактер уже ушел, сел в облитый светом фонарей черный «Мерседес-600» и растворился в ночи, а генерал все еще смотрел в сторону выхода из парка.

Ну… вот и всё. Предал…

Сдал бы его Головач, если бы его прижали и появилась возможность свалить все на него? Да, конечно, сдал бы за мил душу. Он для Головача – барабан, стукач, которого он завербовал на компре освещать деятельность органов. Пусть высокопоставленный – но стукач…

И все-таки мерзко… Мерзко и страшно…