Александр Афанасьев: Братишки

– Нет бога, кроме Аллаха… – пробормотал полевой командир моджахедов из группы непримиримых, сидя за огромным валуном и даже не пытаясь оттащить труп с открытого места. – наш друг Залмай теперь шахид инша’Аллагъ, и это высший успех. Да примет Аллах его шахаду, да повысит его степень и да введет в высшие пределы рая.

– Омен… – другие моджахеды синхронно провели ладонями по бородатым лицам, совершая ритуал вуду, сухого омовения.

Боевики, идущие по следу шурави вот уже несколько часов, не относились ни к местному племенному ополчению, которое в Зоне племен заменяло и полицию, и армию, ни к одной из семи известных группировок моджахедов, ведущих борьбу с советской оккупацией Афганистана и известных в мире как «Пешавар-семь», пешаварская семерка. Это был отряд, сформированный из тех, кто прошел специальную религиозную подготовку в медресе, открытых при лагерях беженцев в Афганистане на средства короля Саудовской Аравии, и принял ваххабизм – совершенно чуждую афганцам крайне экстремистскую версию ислама, в которой другой мусульманин, исповедующий другую версию ислама, хуже неверного, и его надо немедленно убить. В знак того, что они прошли религиозную подготовку, они носили черные чалмы, тоже нетипичные для арабского мира – люди носят белые чалмы, чтобы уберечь голову от палящего солнца. Советские солдаты называли их «черные аисты», а сами себя они называли «талиб», что в переводе означает «студент медресе», а свою организацию – «Талибаном».

Один из моджахедов, сидящих за другим валуном, трижды, раз за разом выстрелил из снайперской винтовки NDM Драгунова китайского производства.

– Попал?

– Нет.

Ни один из моджахедов не тронулся с места.

– В чем дело? – спросил человек, сидящий вместе с моджахедами. Он был одет, как пуштун, – широкие брюки, теплая безрукавка, рубаха с длинным рукавом, чалма, отличался он только дорогими, очень ценными в этих местах ботинками армейского образца. Рядом с ним был человек в сине-серой форме бригады коммандос с винтовкой G3 и рацией армейского образца на спине. На его загорелом лице красовались усы – неотъемлемый признак любого пакистанского армейского офицера, пожелание сбрить усы там воспринимается как тяжкое оскорбление. Мода на усы возникла потому, что пакистанские офицеры желали подражать британским и ощущать себя цивилизованными людьми, для которых не имеют значения запреты и слова из Корана: «сбривайте усы и позволяйте бороде расти»…

…

– Почему они не идут вперед. Почему вы не идете вперед?

Пакистанец коротко переговорил с амиром моджахедов.

– По этому ущелью есть только одна тропа. И до ее конца, где сидит кяфир, не дойдет ни один из нас. Мы подождем, пока кяфир не уйдет, и пойдем дальше за ним. А ночью будем атаковать. У нас хороший следопыт, и мы не потеряем его след. А до границы он не успеет дойти, да и на той стороне мы не будем чужими.

У американского инструктора – в отличие от своего пакистанского коллеги – взгляд на будущее был намного более мрачным. Русские могут выслать вертолет даже на пакистанскую сторону границы – один такой факт уже был. А как только они войдут в зону досягаемости обстрела с русских артиллерийских баз, будет еще хуже. Русские в последнее время часто обстреливали приграничье, в том числе очень мощными ракетами, вместо вертолетных вылазок спецназа, которые стали слишком опасны из-за «стингеров».

– Надо идти вперед. Передайте ему – надо идти вперед.

– Это бесполезно, сэр. Люди из племен очень тупые, если им что-то втемяшится в голову, переубеждать бесполезно. Они лучше знают, как тут действовать – это их горы, они в них живут и умирают…

Амир моджахедов еще что-то сказал.

– Что он сказал? Переводите!

– Он говорит, что русские хорошие воины, их непросто будет убить. Их учил стрелять один из пуштунов…

Несколькими днями ранее

Горы…

Почти весь север и восток Афганистана – это горы. Горы Афганистана становятся горами Пакистана, потому что почти никакой границы нет, если не считать редких погранзастав, солдаты на которых стараются ни во что не вмешиваться. Но разница все же есть…

Горы к югу – это сплошная цепь пыльных и мертвых холмов и ущелий, снова холмов и снова ущелий. Мертвые серые краски, разных оттенков бурый, желтый, серый, зеленого почти нет. В выжигаемых горячими ветрами пустыни Регистан-горах не растет ничего и почти никто не живет. Даже отчаянный советский спецназ туда не заходит, а торговцы ведут свои караваны раскаленной пустыней, потому что горы еще хуже…