Александр Афанасьев - Братишки

Иногда президент приезжал сюда просто так. Отдохнуть душой, покурить. И представить себе, что за окнами – май или ноябрь девяностого. И ты не президент, а всего лишь директор, и жизнь упорядочена на много лет вперед – и весь мир не идет на тебя войной.

Как там…

Вот только теперь прокуренный уют этого дома был грубо нарушен. На журнальном столике стояла новенькая компактная видеодвойка, а рядом с ней в кресле сидел депутат Рады Виталий Назарчук. Один из самых молодых депутатов Рады. И это, конечно же, был не девяностый год – в девяностом никто бы и не подумал, что депутат Верховного Совета Украины придет торговаться с первым секретарем обкома партии…

– Добрый день.

Президент проигнорировал протянутую руку, сел на диван.

– Леонид Данилович, – для Назарчука, профессионального адвоката, демонстративно проявленная враждебность не значила ничего, – я думаю, мы все понимаем, что ситуация с политическим противостоянием на Украине зашла слишком далеко…

Далеко… Да, сынок, ты даже не представляешь, как далеко она зашла. До двухтысячного года, когда все это началось, многие даже не представляли, что это такое, Украина, и где она находится. А теперь вы, паразиты, вы пустили кровь. И не мне вы пустили кровь, а стране. И теперь на кровь собрались акулы. Россия, США. Худшее, что только можно придумать для Украины, – если у нее не будет двадцати лет для спокойного развития, как сказал некогда Столыпин, если ее начнут рвать на куски акулы. И вы это худшее обеспечили.

Боитесь? Да, конкретно – боитесь. И ты – боишься. Потому что ты – такой же Назарчук, как я – балерина. Иначе не называл бы свое адвокатское бюро словом «Израиль». Но ты так… говорящая голова, адвокат в интересах мафии. Ты и сейчас говоришь от лица своих доверителей. А вот они обосрались. И конкретно обосрались. Все-таки я правильно сделал, что попросил сменить посла России, и вообще – начал играть в их сторону. Вот на этом-то вы реально и обделались. Потому что вы щуки – только в нашей тихой киевской заводи. А если сюда будет заходить Москва, вас порвут, проглотят и не подавятся. Вон, как русские в Днепропетровск в свое время заходили – до сих пор недобрая память осталась. А если они не в Днепр, если они в Киев будут заходить?..

Пробил я вас… пробил.

Интересно, кого вы из своих сдавать собираетесь? Леню? Вот тут-то и ошибка ваша будет. Леня мне ваш не интересен. Уже давно. Это он все что-то пыжится, отцом нации себя изображает – и вот он-то не забудет, не простит. А для меня он так – отыгранная карта. Пусть и дальше себе в Раде витийствует. Не интересен он мне.

Нет…

Сдавать вам придется кого-то покрупнее. Савенко, например, с ее Едиными энергетическими системами. И обязательно Андрея. Вот Андрея я никогда не прощу…

Суку такую.

А ты говори… говори…

…дестабилизации политической системы в целом. Но как показала последняя полученная нами информация, кое-кто решил вывести противостояние на еще более высокий уровень – на уровень политических убийств. Убийство Горчеладзе привело к разрушению легитимности власти, но не смогло заставить вас покинуть свой пост. Теперь в прицеле можете оказаться вы, Леонид Данилович.

– Что вы хотите этим сказать? – высокомерно спросил президент Украины. – Вы отдаете себе отчет в своих словах?

– О, вполне…

Гость показал на видеодвойку:

– Посмотрим?

– Что именно?

Визитер достал кассету и начал вставлять в отсек для кассет, президент напрягся. Что это? Опять Мельник? Ему что, не только звук, но и видео писали?

После дела Мельника можно всего чего угодно ждать.

Комната. Неверный свет лампы. Люди в камуфляже.

– Что это такое? – резко спросил президент.

– Посмотрите…

Стул. Привязанный к нему человек. Избитый.

– Я это смотреть не буду!

– Посмотрите. Это в ваших интересах.

– Я сказал…

– Говори… – голос на экране.

Звук хлесткого удара.

– Говори, падла!

– Я не знаю…

– Чего ты не знаешь?

Новый звук удара.

– В кого должен был стрелять снайпер? Кого вы собирались убить?! Говори!

– Кузьмука… Кузьмука…

– Выключите! – сказал Кузьмук.

Депутат нажал на кнопку, экран погас.

– Что это за беззаконие? – резко сказал Кузьмук. – Где это происходит? В милиции?

Он понимал, что скорее всего это правда, но надо играть. И играл. После того как писал Мельник, диктофон или еще что могло оказаться где угодно. И хотя его охранник – вон он, кстати, заглянул, видимо привлеченный громким голосом президента, наскоро прошелся по комнате с каким-то прибором, – все равно никакой гарантии не было. Его кабинет проверяли дважды в день – и все-таки Мельник как то его записал?