Александр Тамоников: Путь ярости

– Тащи уж, – отмахнулся ополченец. – Мы тоже для вас, местечковых, стараемся. А то была нужда из Забайкалья сапоги стирать.

Часовые потеряли интерес к коменданту. Он оттащил мешок в подвал, вернулся, взялся за второй.

– Такой приятный мужчина, – вздохнула курящая в беседке повариха, провожая взглядом сутулую спину. Вторая прыснула.

– Не лезь, Маришка. У мужчины жена и семеро по лавкам.

– Ну, да, хорошая жена, – фыркнула первая. – Слухи ходят, что она спуталась с каким-то офицером из Московии. А может, врут люди, слухи, все такое… Когда ей шуры-муры крутить, если семеро по лавкам?

Грузчиков и кочегаров в штате общежития не держали. Приходилось все делать самому. Бабарыка перетащил в подвал пять мешков. В третьем и четвертом лежали шашки взрывчатки, переданной Бабарыке лично командиром «героического» украинского отряда. Пятнадцать килограммов спрессованного взрывчатого состава IMX-101, разработанного в Америке для армии США на замену непредсказуемому тринитротолуолу. Убедившись, что в подвале, кроме него, никого нет, Бабарыка складировал уголь возле печки, а взрывчатку стал распределять, как было сказано – рядом с вентиляционной отдушиной над спальным помещением. Обложил ею запасные газовые баллоны, используемые на кухне. Его возня осталась незамеченной. Завершив минирование, комендант позвонил по телефону, отчитался о проделанной работе.

«Сколько террористов в казарме?» – спросили из леса.

«Взвод, – отозвался Бабарыка. – Скоро прибудет второй».

«Сразу доложите, – последовала команда. – И у вас будет ровно две минуты, чтобы покинуть здание».

В доброту боевиков Бабарыка не верил – сидеть на пороховой бочке не было никакого желания. Но остатки выдержки уберегли от резких движений. Все-таки взрывчатка дорогая (видимо, поставленная заокеанскими партнерами, как «не летальное» оружие), использовать будут при максимальном скоплении народа. Задница чесалась, но Опанас Софронович находился в здании, создавая видимость усердной работы. Поругался с кладовщиком по поводу странного отсутствия постельных принадлежностей (хотя чему тут удивляться – что имеем, то и воруем), покурил с командиром взвода ополченцев Котляром – выслушал замшелый анекдот и даже вяло улыбнулся. Без пары минут десять во дворе общежития остановился грузовик, набитый ополченцами. Усталые бойцы спрыгивали на землю, с шутками и прибаутками топали в казарму. Комендант Бабарыка обливался потом.

– Приболел, Софроныч? – хлопнул его по плечу старший лейтенант Стриж. – Будем лечиться. Приходи через полчасика в офицерское «купе», накапаем микстуры, не обидим.

Находиться в здании он уже не мог. Ноги волокли прочь. Но звонить своим подельникам Бабарыка боялся – не верил, что ему дадут время выйти живым.

«Отойду подальше и позвоню», – решил он.

Божьей милостью в казарме отключили свет. Событие просто совпало с подготовкой к теракту. На улице уже стемнело, и возмущению ополченцев, готовящихся отойти ко сну, не было предела. Нужно мыться, стираться, кипятить воду для вечерних чайных церемоний! В соседних зданиях свет не отключали – значит, это не было общегородской аварией. Проблема заключалась в щитке – видимо, выбило пробки. Щиток находился в подвале. Двое ополченцев – Грубов и Матвиенко – бросились с фонарями вниз и через несколько минут, смертельно побледневшие, как-то вкрадчиво ступая, вышли обратно. Самообладания у бойцов хватило не пороть горячку. Паника – не вариант. Так уж получилось, что луч от фонаря Матвиенко высветил горку странных предметов в двух шагах от щитка. Комвзвода Стриж как раз проходил мимо. Грубов что-то шептал ему, задыхался от волнения. Офицер сориентировался быстро – на Северном Кавказе в начале двухтысячных и не такое случалось. Мурашки бегали по спине, но он действовал четко. Связь по рации с командирами отделений – быстро и без суеты уводить людей. Как есть – в исподнем, босых, а если голые, то и голых! Только через задний проход, без шума, по одному, дабы из леса ни одна падла не заметила! Подошел к часовым – замечали что-нибудь подозрительное? Всплыла фигура коменданта, таскавшего мешки с углем. Какой на хрен уголь – начало августа на дворе! Коменданта взяли в его каморке – Опанас Софронович раскис, мямлил от страха. Телефонный звонок он так и не сделал. Его схватили под руки, поволокли. К этому времени здание уже опустело. Ювелирно сработать не удалось – заднее крыльцо общежития окружали сараи и кустарник, и все же диверсанты, залегшие на опушке, разглядели, как в окнах мелькают люди.