Олег Алякринский - Гастролер

Медведь понял, что и сейчас Артамонов позвонил ему, скорее всего, по поводу Варяга. Он извинился, положил трубку на одеяло, встал с кровати, надел халат и глотнул холодного чая из стакана, который ставили ему на ночь на тумбочку. Потом сел в глубокое кресло рядом с кроватью, включил настольную лампу и только после этого снова поднес трубку к уху.

— Да, слушаю тебя, Кирилл Владимирович!

— Это я тебя слушаю, Георгий Иванович, — раздраженно отозвался Артамонов. — Ты же меня в прошлый раз попросил, чтобы я порылся в его досье. Я порылся. На мой взгляд, многообещающий кандидат. Очень даже. Я ведь тоже в этом деле заинтересованная сторона. И опыт мой хоть и противоположный твоему, Георгий Иванович, но тоже меня кое-чему научил. Во всяком случае, в людях… то есть вашего круга людях… — Артамонов слегка усмехнулся, — умею разбираться. Этот Варяг умен, силен, строптив, но в меру, умеет подчинять себе людей, авторитетен, честен. Талант имеет к точным наукам, много читает, интересуется иностранными языками. Словом, то, что надо, и к тому же вундеркинд. Таких умников и среди интеллигентной публики по пальцам перечесть, а уж среди уркаганов он и вовсе уникум!

— И я кое-чему научился за свою жизнь, — отпарировал звонившему Медведь. Хоть они с Кириллом были давние знакомцы, ему по старой воровской привычке не нравилось выслушивать поучения и подколки от мента.

— Ну и как сейчас? Ты определился наконец?

— Куда ты торопишься? — недовольно вздохнул Медведь. — Сам знаешь, что торопливость в нашем деле до добра не доводит.

— Но и излишняя медлительность тоже. Смотри, Георгий Иванович, опередят тебя. Ведь не мне тебе говорить, что война между криминальными кланами сейчас пойдет острее, чем прежде. Видал, какую активность Михаил Сергеевич развел со своей «перестройкой» да «ускорением»! Не сегодня-завтра Кремль легализует частную собственность — и тогда только держись! Эти волки рвать начнут все вокруг и друг дружку, подгребать под себя все, что плохо лежит. Но ведь сейчас не одни только волки подрастают. Появляются и львята. На таких особенный спрос. Так что смотри, не опоздай… Думаешь, это я один такой шустрый, что Варяга приметил? Не сомневайся — его досье уже не раз и не два в разных кабинетах мусолили… Вон гут недавно генерал Калистратов подкатывался ко мне…

— Да все я понимаю… — уже мягче огрызнулся Медведь и вдруг переспросил: — Калистратов, говоришь? Что-то фамилия знакомая… Уж не тот ли? — Но смутное воспоминание уже растаяло под грузом иных, тревожащих его мыслей. — Я тут на днях получил маляву от моего старого приятеля Муллы… С последними новостями про Варяга. Он полгода как освободился. Парился в Печорских краях. Теперь вроде как в Казани осел. Это же его родной город… Верно?..

— Верно. Но это я и без тебя знаю, Георгий Иванович. Вчера только читал последние рапорта из ГУИТУ. На этого Владислава Смурова во-от такое дело собрали! Ну просто герой, а не зэк! А что в маляве-то еще прописал Мулла?

— Как ты и предсказывал, Кирилл Владимирович, Мулла меня благословляет. Он сам-то лично Варяга не знает, но много хорошего слышал о нем от верных людей…

— Ну и добро, Георгий Иванович. Ну и добро. Значит, я его дело истребую к себе как бы на проверку, и тут оно в наших канцелярских коридорах благополучно затеряется… Чтобы никому было неповадно с ним какие-нибудь дела пытаться строить. Так что можешь располагать Варягом самолично!

В трубке раздались отрывистые гудки.

Сон улетел окончательно. Спать не хотелось, но и отдохнуть Медведь толком не успел. А еще эта ноющая, хоть и слабая пока, но противная боль в правом боку. Хотелось выпить не чаю, а, как еще недавно, с аппетитом хватануть стопку водки, занюхать рукавом и ощутить, как жгучая влага растекается по жилам.

Увы, он знал, что после первых же минут удовольствия наступит неминуемая расплата. Печень даст о себе знать дикой болью и не позволит больше ни о чем помыслить.

А Медведю надо было серьезно подумать. Он протопал в коридор, а потом, мимо комнаты охраны, откуда его проводил внимательный взгляд здоровенного как бык псины-трехлетки по кличке Рябой, вышел в сад.

Здесь было хорошо, ночью дышалось особенно легко. Начало лета — прекрасная пора. Медведь медленно прошел по усыпанной гравием дорожке и сел на лавочку. Сквозь резные листья клена светила яркая луна. А тут еще, словно бы приход слушателя стал сигналом, громко, заливисто-заливисто засвистал соловей.