Иван Козлов - Осколок ордена

Мишка взял протянутую ему папку:

— Они границы дозволенного переходят?

Ронкин встал из-за стола, подошел к Гречихину, сказал доверительно:

— Понимаешь, Миша, дело какое. Один неглупый человек в России когда-то говорил, что кадры решают все. Там у них юрист — баба. И по большому счету фирма на ней одной держится. Дело свое знает до тонкостей, и если б она хоть в чем-то ошиблась, мы бы эту контору уже в порошок смололи. Но она не ошибается. Покупать ее бесполезно, муж газом занимался, сейчас в высокой политике, так что деньгами их не удивить. Остается одно...

Он пристально посмотрел на Гречихина, но тот выдержал взгляд, ничего не спросил. Ронкин ожидал, наверное, другой реакции и продолжил несколько раздосадованно:

— Остается одно: вывести ее из себя, чтоб начала ошибаться. Ей около сорока, красивая, очень красивая, муж старше и ревнив, как... Фотографа я тебе найду, он такой монтаж сделает, что эта юристка сама себя на снимках узнает. Какие еще варианты? Есть у них дети, двое, но это низко...

— А шантаж — это высоко? — спросил Мишка.

Ронкин снял руку с его плеча:

— Гречихин, я всего-навсего предлагаю, не нравится — думай сам, что делать, но съесть их мы должны. До отлета у нас почти неделя, и за эти дни нужно удар по противнику нанести. Не подходит мой вариант — думай сам, как вывести из игры эту мадам. Без крайних мер, конечно, но надо понимать, что в белых перчатках победы не достичь. Хотя зачем я тебе все это объясняю? Ты войну прошел, ты такое видел и на такое ради победы способен, что...

— Я с женщинами не воевал и не воюю, Виталий Эмильевич.

— Все! — Голос Ронкина звучал уже строго, по-командирски. — Я дал тебе задачу — иди и думай, как ее выполнить. Через час жду с предложениями.

Часа не прошло, когда в кабинет к шефу вошла растерянная секретарша.

— В чем дело, Светлана Павловна?

— Вот, — сказала она и положила перед Ронкиным конверт.

Виталий Эмильевич открыл его. В конверте лежали билет и деньги, даже копейки.

— Он ушел, совсем ушел. Даже костюм оставил. Тут у него джинсы были, рубашка. Вышел от вас, переоделся и ушел. Сказал, что зарплату, которую получил, вернет или перешлет...

— Вот уж действительно умом не понять. — Он отодвинул конверт от себя. — Я же ни о чем таком его не просил, шел вполне цивилизованный разговор... Значит, так, свяжитесь с ним, никаких денег пусть не возвращает, он их отработал. По-хорошему поговорите, он нужен мне, я попробую его вернуть...

Гречихин еще не дошел домой, когда ожил сотовый. Но звонила не Светлана Павловна — звонил Андрей.

— Миша, у меня барахла много, не поможешь завтра добраться до Савеловского, а? На базу еду.

— Что, опять на душе хреново?

— Нет, брат, тут другое дело...

На вокзал Андрея подбросили Панин и Мишка. Затащили в вагон рюкзак, удочки, пообещали через недельку и сами туда наведаться.

— Только женщин больше не присылайте, ладно?

Посмеялись, разошлись.

Андрей в вагон заходить не торопился, свободных мест было много. К тому же он так внимательно смотрел по сторонам, что, кажется, надеялся кого-то увидеть. Вот вскинул руку — и впрямь увидел...

Абрамов вернулся на дачу ночью, но утром, как всегда, вышел во двор — позаниматься на турнике. Он недовольно взглянул на «жигуленка» — мало того что Волин его в гараж загнать не удосужился, так даже и удочки не снял. Еще более он удивился, увидев в салоне машины самого Волина. Открыл дверцу, спросил:

— Ты что, ехать куда собрался?

— Может быть.

— Отставить. От тебя разит, как... И потом, нам вообще от машин избавляться надо. Я, к примеру, свою оставил на обычной «дикой» стоянке. С этой тоже надо что-то придумать. Но пока и за ворота не выезжай!

— Успокойтесь, — совсем непочтительно ответил Волин. — Никуда я не еду. Просто проверял свою версию. Она подтвердилась.

— Какую такую версию?

— Одну. Вы тыловик, вы так только, поверху, нашего кое-что нахватали, а вот в детали вникать не научились.

Абрамов сузил глаза:

— Ты как-то со мной говорить начал... Не забывай, что я тебя с ладони кормлю.

— И даже поите, — хмыкнул Волин.

— Да, и такое бывает. Только ты должен знать, что лично я пью мало и лишь по поводам.

— Сегодня есть повод, Анатолий Сергеевич.

— Да? — подозрительно посмотрел на снайпера Абрамов. — Ну что ж, поднимемся, налью, и скажешь, в честь чего мы с утра причащаемся.

Подошли к столу, Абрамов вытащил из холодильника еду, бутылку.

— Итак, я слушаю тебя.