Иван Козлов - Осколок ордена

— Это как?

Мишка достает из кармана пращу, закладывает в нее камень, делает несколько размахов — и камень летит точно в кепку одного из «противников», висевшую на кусте.

— Экзотика, — не слишком уверенно говорит Ронкин, но Гречихин не согласен:

— Не скажите. Находит практическое применение. — Ну, если ты еще и машины водишь...

— «Оку», «Мерседес», БТР... Но это уже никакого значения не имеет.

А сказал это Мишка так, потому что увидел идущего к Ронкину руководителя его охраны Писарева. Тот слышит последние вопросы и ответы и говорит:

— Вы, Виталий Эмильевич, спросите, за сколько секунд он стометровку бегает.

И шепчет что-то Ронкину на ухо. Понятно что. Ронкин закусывает губу, некоторое время молчит. Потом говорит:

— Пока свободны, о результатах сообщим.

Мишка поворачивается, уходит, сказав при этом:

— Понятно. Это мы уже ровно сто раз слышали.

Писарев кричит ему вслед:

— Что понятно? А если из-за твоей ноги шефа пришьют, тогда тоже все понятно будет?

На пути Гречихина стоит тот, у которого он первым выбил нож. Ухмыляется, подбрасывая нож на ладони. Мишка неуловимым движением ловит его в воздухе, делает при этом сальто и в прыжке швыряет нож в дерево, у которого стоит Писарев. Тот шарахается в сторону, чуть не сбивая при этом Ронкина. Ронкин попытался вытащить нож, но у него это не получилось.

— Хороший бросок. У нас его координаты есть?.

Панин и Щербина вошли в приемную вместе, сразу же удалились в кабинет Вадима. Юля по просьбе милиционера поставила заваривать кофе, и тут у нее зазвонил телефон. Мужской незнакомый голос спросил, нет ли в сегодняшней почте для Станислава Викторовича конверта от Иванова.

— Сейчас посмотрю... Да, есть. Что сказать? Однокурсник? Так и передам.

И положила толстый белый конверт наверх.

А Щербина, едва переступив порог кабинета Панина, поделился новостью:

— Знакомая шефа твоего, ну, которая погибла, скорее всего не Антонина и не Ярема. Паспорт на это имя пропал два года назад в поезде у одной пассажирки. Так что никаких зацепок пока не находим, чтоб установить личность.

— По ворованному паспорту покупать авиабилет, — вздохнул Вадим. — Ни страха, ни контроля. Бардак!

— Еще какой! У нас и не то происходит...

Дверь открыл Станислав Викторович, поздоровался с Паниным, Щербиной, спросил у того:

— Так понимаю, вы ко мне? По поводу этой погибшей?

— Так точно.

— Но я же ничего почти... Ладно, минут за десять я посмотрю почту, а вы пейте кофе и заходите.

Десяти минут ждать не пришлось. И даже кофе они допить не успели. Вбежала Юля:

— Шеф приглашает срочно. Обоих.

На столе Стаса лежал распечатанный белый конверт, оттуда выглядывали фотографии. Стас стоял у окна, скрестив руки на груди, и кивком головы показал на них:

— Вот, полюбуйтесь.

Панин поднял за угол конверт, и четыре фотографии выпали из него. Вадим не спешил взять их в руки, и Валерий Иванович заметил это:

— Если думаешь про отпечатки пальцев, то напрасно. Эту азбуку уже дети знают, а тут — игра по-крупному.

На трех снимках была запечатлена симпатичная девица — везде полуобнаженная, соблазнительная. На четвертом — она же, уже голая, лежащая на полу, в луже крови, с обезображенным лицом.

— Кто же ее мог сфотографировать? — спросил Панин.

— Так понятно ж, — ответил Валерий Иванович. — Ты ведь доказал, что там был снайпер. Кто убил, тот и сфотографировал. Только зачем?

— Это как раз не вопрос. Берут на испуг. Мы этот прием совсем недавно уже видели. Я сейчас другое имею в виду, Валерий Иванович. Зачем ее, мертвую, куда-то тащили, фотографировали, а потом возвращали труп назад?

Щербина уставился на снимок, ничего не понимая.

— С чего ты это взял?

Даже Станислав Викторович подошел к столу, вопросительно глядя то на фото, то на Вадима. Теперь он опустил руки, и Панин заметил, как мелко дрожат его пальцы.

— В бане половые доски — на сто двадцать, а эти, на которых труп лежит, по меньшей мере в два раза шире.

Щербина выругался:

— Да когда ж я все это замечать научусь?!

...С работы в этот день Панин возвращался затемно. К метро, как всегда, решил доехать на троллейбусе. Людей на остановке было немного, но водитель Рассадина, чья зеленая «Шкода» стояла метрах в сорока, у обочины, сказал озабоченно:

— Не потерять бы.

Волин, сидевший рядом с ним, кивнул:

— Постараюсь. Но ему вроде сейчас прятаться не от кого.

Они видят, как к остановке подходит троллейбус. Многие здесь выходят, все те, кто ждал его, заходят — тут работает лишь один маршрут. Троллейбус трогается, и Волин говорит: