Дж. Диллард - Беглец. Трюкач

— Вы псих, — прошептал Камерон, — самый обыкновенный сумасшедший.

Режиссер улыбнулся,

— Сумасшествие всего-навсего дефект, из которого, как и из потери зрения, можно извлечь великую пользу для искусства.

Камерон оторвался от подоконника и подошел к Нине.

— Теперь тебе понятно, на чем строится его сверхъестественная интуиция? — в упор спросил он девушку. — И почему он предлагает не верить нашим глазам? Да он хочет превратить нас в таких же слепцов, как он сам!

Ее лицо было бледно в свете свечи, на нем отражалось некоторое сомнение. И в то же время, она смотрела на него так, словно его слова были страшным святотатством. Велика же ее вера в этого человека!

— Ты только послушай его! — продолжал Камерон.

— Он хочет сделать нас своими марионетками, послушными его воле. Чтобы зритель поверил его картине окончательно, я должен буду захлебнуться в этой чертовой машине, и это будет считаться несчастным случаем на съемках. А тебя он доведет до полного сходства с Маргарет, ты станешь такой же угнетенной и подавленной, и все в конце концов закончится самоубийством, как он и задумал. Полная достоверность, вот к чему он стремится.

Режиссер издал тихий смешок.

— А как же кукла, которую ты столь отважно спас сегодня утром? Если бы я был таким кровожадным, мне следовало бы утопить живого ребенка. Почему бы тебе не признать, что ты просто видишь то, что видишь, и веришь только этому? Вот тебе результат элементарного неумения и полного нежелания заставить получше работать мозг и научиться делать правильные выводы, о чем я не перестаю тебе говорить.

— Да, с куклой я ошибся, — признал Камерон.

— И там, на дамбе, тоже.

— Как правило, в кино задействованы только два чувства — зрение и слух. Но у моего зрителя вовсю действует еще и воображение, с его помощью он становится пленником моих фантазий и остается таковым надолго после выхода из кинозала.

Понятно, подумал Камерон, зрение, слух и воображение. Что-то вдруг мелькнуло в мозгу, какое-то неясное воспоминание, связанное с дамбой. Что-то там было такое. Он напрягся, но так и не смог уловить ускользающую мысль.

— Как будет называться фильм о жене астронавта?

— «Безысходность», — ответил режиссер.

— Видишь? — Камерон снова обратился к Нине.

— Понимаешь, что это значит для Маргарет и для тебя самой?

Режиссер пожал плечами.

— Но Маргарет непременно должна умереть. Ее иллюзии утрачены, любимый муж растворяется в далеком холодном космосе, веры в Бога тоже нет, раз свершается такая жестокость и погибает ребенок. Она пускается во все тяжкие, оказывается в объятиях молодого ученого, он тут же укладывает ее в кровать, но это не успокаивает ее, не приносит желанного забвения. Она еще больше тоскует по мужу, ле охватывает страшное отчаяние и безысходность. Самоубийство неизбежно, у нее нет иного выхода…

Нина встала и подошла к кровати.

— Но ты же говорил, что основная мысль фильма — тщетность всего, кроме высокой любви, и что фильм должен вселять оптимизм.

— Я немного изменил первоначальный план, дорогая. Мне вдруг открылось, что никакой такой любви не существует, есть только иллюзия любви, ее суррогат и любовные утехи, которым она и предается с этим ученым. В конце концов, Маргарет может стать порномоделыо, каких снимает Бруно в своих короткометражках. Она больше не видит смысла в жизни, чего же ей терять?

— Это, несомненно, придаст твоей картине этакую пикантность и, естественно, сделает ее более коммерческой. Зритель любит клубничку, ему такой ход понравится.

Режиссер отмахнулся от ее слов.

— Тебе что-то не нравится, дорогая? Для постельных сцен можно пригласить дублершу, если ты против.

— Я против другого. Бог с ними, с постельными сценами, — медленно ответила Нина. — Почему ты все так изменил? Ведь замысел был совсем другим. Я перестала тебя понимать, и это смущает меня. Мне кажется, что у Маргарет…

— …жуткий комплекс вины. Она растеряна и подавлена. Не забудь, это самое главное. Но я еще не принял окончательного решения, все может снова измениться. Посмотрим, как пойдет любовная сцена с ученым. Отснимем ее завтра, а там будет видно.

— Слияние реальности и вымысла, — вмешался Камерон. — Такая же гениальная идея, как и решение ввести в фильм настоящего полицейского, нашего уважаемого начальника полиции Бруссара.

— Эта идея принадлежит Бруно.

— А, снова старина Бруно…

— Бруно мне необходим, — тихо произнес режиссер. — Мое зрение все ухудшается, и он становится как бы моими глазами, что возвращает меня к твоему нелепому поступку. Счастье еще, что песок не причинил ему большого вреда. Уж не знаю, огорчит тебя\эта новость или обрадует. Твоя выходка, правда, стоила нам потери целого съемочного дня, и теперь мы основательно вышли из графика, так что твой последний трюк действительно снимаем завтра.