Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки

За этим дело не встало. С треском распахнулась калитка. Тяжелые бутсы затопали по двору. Лязгали автоматы. Кто-то запрыгнул на крыльцо. Послышалась короткая возня. Талибы оттащили ящик с мылом, распахнулась дверь.

– Господи, а который час? – слабым голосом вопросил Вакуленко.

– А какая разница? – Серега захохотал. – Все равно час от часу не легче.

Вспыхнул свет. Не меньше дюжины охранников под предводительством Махмуда ворвались в дом. Они не проронили ни слова, набросились на вещи летчиков, вскрывали молнии, высыпали на пол содержимое сумок, расшвыривали ногами. Кто-то прицепил к автомату штык-нож, всадил в рюкзак Глотова, поднял на острие, швырнул об стену.

Новация пришлась по вкусу талибам. Защелкали штык-ножи, вставая в гнезда. Бородачи раздирали сумки, топтались, давили вещи.

Душман совершенно дикарского вида разломал об колено кальян Сереги. Опорожнять сумку ему было лень, он просто наносил по ней удары штыком, кромсая в клочья содержимое. В считаные минуты все хозяйство, собранное в дорогу, превратилось в груду ненужного хлама.

Покончив с багажом, охранники стали вытряхивать летчиков с лежанок, рвать матрасы, дербанить подушки. По комнатам летали клочья ваты, перья, обрывки ткани. Четверо талибов ворвались в казарму, переворачивали остовы кроватей, потоптались по тому месту, под которым был подкоп. Страшно представить, что было бы, обнаружь они под ногами яму.

Махмуд не принимал участия в погроме, стоял в дверях, скрестив руки на груди, и надменно наблюдал за происходящим. Начальник тюрьмы дождался, пока разрушения примут тотальный характер, удовлетворенно кивнул, бросил зычную команду. Охранники прекратили воспитательную процедуру и потянулись во двор. Последним ушел Махмуд. Он свысока глянул на подавленных пленников, тонко ухмыльнулся, пожелал спокойной ночи на ломаном русском и отбыл.

Единственное, что забыли сделать талибы, – перебить электролампочки. Картина побоища предстала перед пленниками во всей красе. Они молчали, не верили своим глазам.

– И что у нас теперь осталось? – разлепил побелевшие губы Серега.

– Родина, – съерничал Глотов.

– Воспоминания о Родине, – поправил Карпатов.

Он первым побрел в свой угол наводить порядок. Барахло, в конце концов, дело наживное. Важнее оборудовать место для сна. Провести здесь придется еще не одну и не две ночи.

Дни тянулись, складываясь в недели. Кончились новогодние «каникулы». В Афганистане гремела война, талибы не могли взять Кабул, а разрозненным войскам моджахедов так и не удавалось покончить с ними.

Об этом говорили похороны, проходящие в городке с пугающей регулярностью. За калиткой собиралась толпа, люди грозно скандировали на пушту: «Отдайте нам русских! Отдайте нам русских!» Глотов с Серегой подпирали дверь, вооружались чем попало и сидели у порога, ожидая прорыва. Витька трясся в дальнем углу. Вакуленко отрывисто бормотал проклятия и пугливо косился на окно. Летчики подскакивали всякий раз, когда открывалась калитка.

Афганская зима, поначалу мягкая, становилась морозной. По ночам арестанты тряслись от холода. Во второй декаде января к ним заявились двое талибов с набитыми мешками, бросили ношу под порогом и без комментариев удалились. Вакуленко высыпал содержимое мешков на пол. Пилоты удивленно смотрели на рваные советские бушлаты, дырявые одеяла, начесанную шинель со следами оторванных погон и потертым шевроном, явно дембельскую, не доехавшую до дома. Во втором мешке была обувь: стоптанные сапоги, парадные армейские ботинки, рваные кеды. Витька изумленно вертел в руках абсолютно новые, хотя и мятые кроссовки с криво приклеенной чекухой «Найк».

Он поднес их к носу, скривился и заявил:

– Фу, какой гадской химией несет от этой китайской дряни! Даже талибы не стали носить.

– Ничего, Витька, носи на здоровье, – пробухтел Глотов, выискивая в груде обувки что-нибудь подходящее для своей широкой лапы. – Пройдет пара дней, и запах твоих носков перешибет эту гадость.

– Благодетели! – презрительно пробурчал Серега. – Ничего, мужики, скоро весна, и нас опять разуют. Кому мы должны сказать спасибо за это благолепие? Уж не Карпатову ли?

– Никому не надо говорить, – посоветовал Глотов. – Облачаемся, и точка.

Наутро, стиснув зубами яд, сочащийся наружу, члены экипажа смотрели, как охранники уводили Карпатова на работу.

– Тварь! – безапелляционно заявил Серега.

– Да уж, – неуверенно пробормотал Глотов.