Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки

Губернатор что-то прокаркал, вытянув руку.

– Что он говорит? – Карпатов повернулся к переводчику.

– Он сказал, это наш боец. – Миша важно задрал нос. – Чемпион Азии по карате Абдуло Сакри! Надо драться с ним. – Миша понизил голос. – Кто из вас будет драться?

– В каком смысле драться? – туго соображал Карпатов.

– Ну, это, бой… – пустился в пространные объяснения Миша. – Борьба. Шурави и афганец. Кто кого сможет, это, побить, тот и самый сильный. Ты командир. Кто будет драться?

– Никто не будет драться, – процедил Карпатов.

– Давай я, – предложил Глотов. – Будь что будет. Накостыляю этому оболтусу.

– Никто не будет драться, – повторил Карпатов. – Так и скажи своему боссу, – бросил он Мише.

– А ты кто такой? – Глотов неласково посмотрел на него. – Я тебя не знаю. Познакомимся?

Миша поднял полы халата, засеменил к губернатору, склонился над ним. Тот выслушал, загадочно улыбнулся и что-то сказал Мише.

Переводчик вернулся и вкрадчиво поведал:

– Господин губернатор говорит, необходимо драться. Крайне необходимо надо. Он говорит, если победили – вас отпустят. Он так и сказал – победили, идешь домой все. Вещи, самолет…

Возникла пауза, летчики оторопело смотрели на застывшего чемпиона Азии, на губернатора, на Мишу.

– Пойду драться, – решился Глотов. – Карпатов, скажи им. Буду драться, пока не убью эту гадину, пока кишки из нее не выпущу.

– Нет, – заявил Карпатов. – Я сам. А ну, расступись, мужики.

Свободы не будет. Это ясно как божий день. Неужели они настолько отупели, что не понимают элементарных вещей? Он уже привык подставлять голову под своих и чужих, глотать обиды, терпеть унижения.

Гудела толпа. Они стояли напротив, поедая друг друга глазами – высокий плотный Карпатов и маленький каратист, казавшийся рядом со здоровым россиянином ничтожным тушканчиком. Толпе это не нравилось. Мужчины свистели, кричали что-то грозное, потрясали кулаками.

Залихватски засвистел Витька:

– Вмажь ему, Владимир Иванович! А то с нами ты сильный!

Каратист подошел, поклонился, протянул руку для пожатия. Глаза его были пустые, болотные, какие-то вязкие, тонкие губы плотно поджаты. Карпатов отозвался на рукопожатие, не выдержал взгляда, отвернулся и растерянно посмотрел по сторонам. Он мог бы, конечно, одним ударом свалить голубоглазого карлика.

Каратист отошел, принял стойку. Вновь загудела толпа.

– Владимир Иванович! – сорванным от возбуждения голосом вопил Витька. – Товарищ командир! Вмажьте ему!

– Карпатов, убей его на хер! – орал Глотов. – По горлу его бей! По горлу!

– Товарищ командир, товарищ командир! – визжал Вакуленко.

– Я все прощу, Владимир Иванович! – кричал Серега. – Я все прощу, ты только сделай из него отбивную!

Толпа, затаив дыхание, подалась вперед. Крепыш примеривался, куда ударить. Он подходил ближе, виляя из стороны в сторону.

Карпатов стоял с опущенными руками, исподлобья взирал на соперника. Каратиста это немного обеспокоило, он остановился за пару метров, всмотрелся в глаза соперника.

Парень что-то понял, опустил руки, подошел вплотную и процедил практически без акцента:

– Ты что, летчик? А ну, давай дерись! В штаны навалил? – Он толкнул Карпатова в плечо. – Дерись, иван, оглох, что ли? Свободу же получишь.

– Я похож на человека, навалившего в штаны? – тихо спросил Карпатов. – Ты что, парень, русский?

– Я не русский, – злобно процедил крепыш, – Я мусульманин, понял? А кем я раньше был, тебя не заботит, поганый инородец! – выхаркнул он. – Вонючая свинья! Трусливая баба! Сволочь, пьяница, вор! Грязный убийца!

– Нет. – Карпатов покачал головой и грустно улыбнулся. – Ты, парень, точно русский. Сам переметнулся или ранен был? Ну и как оно – вдали от родных березок?

– Дерись, сука! – Крепыш размахнулся, ударил соперника по лицу.

Карпатов отступил, по губе заструилась кровь. Улыбка не сходила с его лица.

– Карпатов, ты что творишь?! – Глотов взвился, как флагшток на рее. – Не стой, начисти ему рыло!

Бесновалась и орала толпа, свистели дети. Каратист прыгал вокруг Карпатова, примериваясь ко второму удару, а тот стоял и улыбался, убрав руки за спину. Крепыш завизжал от возмущения, подпрыгнул, ударил во всю силу. Ахнули зрители. Карпатов качнулся, лицо его перекосилось, но он не упал.

– Дерись, иван! – истошно завопил крепыш, отпуская третью затрещину.

Карпатов не падал. Ему пришлось расставить ноги. Смолкли крики. Растерянные летчики тупо смотрели, как разъяренный заморыш избивал их опального командира.