Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки

– Он храпит, – объяснил Серега. – Вы как хотите, а я с ним спать не буду.

Он демонстративно хлопнул рассохшейся дверью. Остальные угрюмо уставились на командира. По лицу Карпатова было трудно понять, о чем он думает. Владимир Иванович добрел до стены, гвоздем добавил две черточки, свернулся на своей лежанке.

В округе этой ночью царила гробовая тишина. Война взяла тайм-аут. Храпел в своей каморке Серега, тихо спал настрадавшийся Витька, стонал, кряхтел и бредил Вакуленко. Глотов со своей лежанки наблюдал за некурящим Карпатовым. Тот стоял в проеме и дымил. Глотов тихо приблизился. Капитан не дрогнул, он давно уже чувствовал взгляд.

– Мазохизмом страдаешь, Владимир Иванович?

– Балуюсь, – тихо отозвался Карпатов. – Поздно начинать в моем возрасте.

Помолчали. В округе властвовала тишина. В воздухе до сих пор ощущался запах гари.

– Холодает. – Карпатов поежился. – Чуешь? А зимой тут, говорят, вообще дубак.

– Знаю, – согласился Глотов. – Зимой тут до ноля бывает. А на Саланге даже летом снег идет. Постоянные заносы, бураны.

– Ну да, ты же здесь…

– Неплохо проводил время. С восемьдесят второго и до упора. – Он закатал рукав.

На плече в лунном свете блеснула десантная татуировка.

– Спрячь, – прошептал Карпатов. – Если увидят, тебе не жить.

– Что ты решил? Ты ведь командир у нас, правильно?

– Правильно.

– Командир, – повторил Глотов. – Хотя формально мы люди гражданские. Вот поэтому я не свернул тебе шею в яме. А был соблазн. Все на тебя смотрят – и Витька, и Ромка, и я. Ты один принимаешь решения.

– Свои решения – да. Но не Серегины.

– Так будь же, блин, командиром! Веди себя достойно. Командуй.

– Поехали, – улыбнулся Карпатов. – Еще одна воспитательница.

– А как ты хотел? – резко спросил Глотов. – Будь мужиком, Карпатов! Нашим мы на хрен не нужны, у них свои глобальные проблемы. Талибы нас не выпустят. Будут торговаться, обещать, требовать, держать, пока хоть какая-то польза от нас будет. А кончится польза – зарежут. Как баранов. Уж мне ли не знать, как это делается. Я прошел через это. Я не баран. У меня гордость есть.

– А у меня жизнь, – парировал Карпатов. – И ваши глупые жизни. Я все сделаю, чтобы выжить. И чтобы вы выжили. Скажут Коран учить – буду учить. Скажут землю жрать – буду жрать…

– Не подавись, – перебил его Глотов. – Сухая здесь землица. Жалко, Карпатов. Губишь ты свою репутацию.

Он сплюнул, свернул свою лежанку и уволокся с ней в каморку. Карпатов слышал, как Глотов пинал Серегу, чтобы тот не храпел. Через минуту это делали оба. Карпатов вынул третью сигарету, закурил. Уже не шло. Действительно мазохизм. Спать давно пора.

Наутро в тюрьму ворвались двое бородачей, стащили капитана с лежанки и погнали на улицу. За калиткой стоял Адель и позевывал, культурно прикрывая рот ладошкой. Никаких фуражек, пацанячьих аксельбантов. Скромный грязно-бурый френч, чистые сапоги, опрятная кепка.

– Здравствуй, Володя! – Бывший однокашник заулыбался.

– Давно не виделись, – проворчал Карпатов.

– Упущение, – согласился Адель. – Будем видеться чаще. Садись в машину, прокатимся куда-нибудь.

Важному пленнику подали пикап лохматых годов производства компании «Ниссан». Водитель, почетный конвой и дорогой однокашник с собачьим именем.

– Присаживайся на заднее сиденье, – предложил Адель. – Поедем как белые люди. Ох, и жарища прет! – Он стянул кепку, утер ею пот с холеной физиономии, подмигнул по-приятельски. – Сейчас бы пивка несанкционированного, да, Владимир Иванович? И послать куда подальше все дела. Ты садись, не тушуйся, не обращай внимания на моих горилл. Они мирные.

Помянутые гориллы подперли пленника с двух сторон, но рук не распускали. Карпатов осмотрелся. Вокруг тюрьмы уцелевших строений почти не осталось. На развалинах копошились люди, выносили мусор носилками. Двое мрачных афганцев месили голыми ногами сырую глину. У стены уродливо чернел исковерканный грузовик.

Городок, по которому они тащились, производил унылое впечатление. Вздыбленная земля, вывернутые с корнями деревья, бреши в строениях. Кое-где лежали трупы, едва прикрытые черт знает чем.

На пустыре протекал «стихийный» митинг. С броневика, потрясая руками, вещал харизматичный талиб. По его тону было ясно, что это не агитация, а угрозы. Автоматчики сгоняли мужчин, подростков, стариков, совали им в руки оружие, грузили в машины. Желания не спрашивали. Зачем, если родина в опасности?

Худосочный подросток, явно пацифист, вырвался из толпы, уронил седого старика с палочкой и бросился вниз по улице, петляя, как заяц. За ним рванулся еще один. Подбежали двое в халатах, вскинули автоматы, застрочили.