Олег Алякринский - Клятва на верность

Он слегка подтолкнул его вперед, а сам повернулся и вышел. Слышен был его удаляющийся голос, на ходу распекавший кого-то.

Минуты две обе стороны разглядывали друг друга. Все хранили молчание. Потом один из парней выпустил тонкую струйку слюны сквозь зубы на пол. Полотер обиженно взвыл, но недовольства не выказал, хмуро стерев плевок. Влад, понимая, что стоять у порога себе дороже, двинулся в спальное помещение мимо проводившей его недоброжелательными взглядами группы зэков.

Он зашел в уставленное рядами коек помещение. За ним молча ввалились остальные. Владик поискал глазами незастеленную койку и, найдя ее в дальнем углу, отправился к ней. Бросил постельное белье на грязный полосатый матрас.

Повернулся. Все стояли полукругом вплотную к его койке.

— Что же ты, фраерок, заходишь, не здороваешься, али презираешь нас, будто мы не люди? — с ехидной усмешечкой начал один, невысокий парень лет пятнадцати. Все явно были не прочь довести дело до ссоры. Пятеро — на одного…

И Владик вдруг испытал чувство бесконечного отвращения. Секунду-друтую он просто не знал, куда деться от тоски своей. Потом на смену тоске пришла злоба.

— Что-то людей я не вижу. Пацанят вижу, а людей — не видать, — выплюнул Влад дерзость и повернулся было к ним спиной, чтобы застелить кровать.

— А ну, Лом, покажь ему, как родину любить! — послышался тонкий писклявый голосишко.

Варяг бросил взгляд через плечо. Стриженный под ноль парень, намного выше не только его, но и всех остальных, вытянул длинную руку, сгреб в кулак воротник серой казенной куртки Влада и, насмешливо улыбаясь, стал выкручивать ткань, так чтобы побольнее сдавить ему горло.

— Ты что же, казанская сволочь, такой смелый, да?

Глаза Лома сузились, превратились в щелки. Он уже входил в раж, чувствовалось, что сейчас, вот-вот, его свободная рука, размахнувшись, въедет борзому новичку в нос или в глаз. От собственной беспомощности хотелось плакать. Длиннющая рука Лома не позволяла дотянуться до него, а жесткий воротник продолжал впиваться в горло, мешал дышать. Боясь упасть, он уперся ладонью в стоящий у кровати табурет. В какой-то момент на смену возникшему страху пришла ярость. Уцепившись в табурет, Владик размахнулся и обрушил табурет на Лома, метя ему в голову. Но тот успел отклониться, и удар пришелся по плечу. Табурет упал на пол, но и Лом отпустил руку. Владик рванулся вперед, теперь уже сам вцепился Лому в плечи, потом схватил правой рукой за шею, пригнул, а свободной левой стал беспорядочно дубасить его по роже.

Лом пытался вырваться, но то ли Владик оказался сильнее, чем казался со стороны, то ли у Лома было повреждено плечо после удара табуреткой, но парень так и продолжал висеть у Владика под мышкой. В какой-то момент, отчаявшись, что его удары не имеют должного эффекта, новичок, подтянув голову Лома поближе к койке, стал бить его затылком о спинку кровати. Лом вмиг обмяк. После нескольких ударов, за которыми внимательно, не вмешиваясь, следила толпа ребят, Владик отпустил побежденного.

Как оказалось, зря. Не сумев сразу вырваться, Лом просто прикинулся побежденным. Сейчас, будучи отпущенным, он побелел от ярости. Размахнувшись, он ударил Влада по лицу, потом еще раз. Длинные руки давали ему весомое преимущество, — удары его раз за разом попадали в цель. Молча наблюдавшие до сего пацаны разразились торжествующими воплями. Лом, все больше свирепея, длинными ударами гонял Владика по проходу между койками. Наконец, окончательно потеряв рассудок, Лом сделал замах длинной ногой и врезал новичку в грудину. Чувствуя, что сбилось дыхание, что нет уже никаких сил сопротивляться, что пол уходит из-под ног, Владик на заплетающихся ногах сделал несколько шагов назад. Чуть не упал, но тут рука его нащупала опору — валяющийся табурет. Упираясь в табурет, он попытался отдышаться. Однако Лом не позволил ему восстановить силы. С глухим рыком, точно обезумевший от боли зверь, он кинулся к Владиславу, уже заведя руку назад, чтобы нанести удар посильнее — в глаз, в нос, в зубы.

Владик неожиданно для себя размахнулся рукой, в которой была зажата ножка табурета, и с размаха ударил Лома по голове. Раздался громкий сухой стук — Лом чуть качнулся назад, потом вперед и вдруг, даже не сложившись, во весь рост рухнул навзничь.

В бараке воцарилась тишина.

— Убил! — тонко пискнул кто-то.

— Убил! — повторил кто-то громче. И вдруг все завопили наперебой: — Сивый! Подь сюда! Новенький Лома вусмерть зашиб!