Олег Алякринский - Клятва на верность

Свернул за угол какого-то склада. Фонарь с моря светил Юрьеву в спину, но часть берега оставалась в густой тени. Вдруг все тот же дикий инстинкт подсказал, что впереди кто-то есть. Не думая, подчиняясь бессознательному порыву, Степан выхватил из кобуры под мышкой беретту, вскинул ствол — длинная тень от его руки и пистолета пролегла к темному провалу в ночи, где затаился незнакомец. И тут из черной мглы грохнул выстрел. Точно тяжелым молотом Сержанта ударило в грудь, он выронил беретту и упал ничком на влажный бетон. Потом он услышал, как человек подошел вплотную и тихо по-русски выругался… Сердце у Сержанта едва не выпрыгнуло из груди: он узнал голос. Это был голос Щербатова…

Все произошло именно так, как и предчувствовал Степан Юрьев. Интуиция eго не обманула. Владислав Геннадьевич Щербатов действительно приехал на генуэзский конгресс. Днем он сделал блестящее выступление, лишний раз подтвердив перед представителями европейской науки, что этот ученый экономист из России не зря претендует на роль одного из ведущих политических лидеров своей страны. Устав от поздравлений, от суеты, от банкета — его утомили все эти мероприятия еще в России, в ходе уже кажущейся бесконечной предвыборной кампании, — Владислав решил сбежать. Ему это удалось. Побродив по городу и устав еще больше, он пошел бродить по пляжу. Внезапно начались хозяйственные постройки, и он решил не углубляться на чужую территорию — мало ли что…

Проверив на всякий случай оружие — последнее время на вполне законных основаниях всегда лежавший в кармане именной ТТ, подарок министра обороны, Варяг присел на бетонную плиту и, задумавшись, стал смотреть на воду, на звезды, которые вспыхивали и бледнели, словно их раздували гигантские мехи, потом, расслабившись, стал под плавное колыхание волн думать о себе, о Светке, об Олежке и о своем важном решении, о котором Светка еще ничего не знала…

Вдруг он услышал за собой поспешные шаги, чье-то дыхание. А потом он увидел длинную тень руки с хищно вздернутым клювом пистолета. Ночной ветер пахнул тревожно, и с быстротой, изумившей его самого, Варяг выхватил из заднего кармана пистолет и выстрелил в зловеще нависшую над ним тень.

Человек с пистолетом рухнул без единого звука. Варяг настороженно подошел к нему. Он не сомневался, что это один из убийц Валаччини. Раненый хрипел, но был еще жив. Прицелившись в затылок лежащего перед ним киллера, Варяг приготовился сделать контрольный выстрел, как вдруг услышал невдалеке приближающиеся голоса: видимо, это бежали на звук выстрела портовые рабочие.

Теперь было слишком рискованно стрелять вторично: не хватало еще, чтобы доктора Щербатова задержали ночью в порту с дымящимся пистолетом над трупом… И Владислав поспешил уйти. Свежий ветер с моря ровно обдувал его разгоряченное лицо, унося и заглушая голоса за спиной.

Очнувшийся на следующий день в городской больнице с простреленным легким, Степан Юрьев четко понял, что сама судьба решила за него проблему выбора. С Щербатовым ему теперь не по пути. И Ромку вызволить из тюрьмы не сможет теперь никто, кроме него. Ни на кого полагаться нельзя, кроме как на самого себя. Сержант твердо решил выполнить заказ Валаччини, потом заняться судьбой брата и распрощаться с Россией навсегда.

Конец декабря. Скоро Новый год. Наконец-то закончился этот изнурительный марафон, прошли выборы, и Варяг был счастлив. Да, все получилось так, как и задумывалось, но чья заслуга была большей в их общей победе: его, Варяга, Медведя или воров, которые шли за ним без страха и упрека? Трудно сказать.

И все-таки победа не принесла той радости, которая ожидалась. Как всегда, мечта оказалась более яркой, чем ее реальное воплощение. Варяг принимал поздравления, давал интервью, участвовал в торжественных встречах, произносил речи и все время ловил себя на мысли, будто происходящее не имеет к нему никакого отношения.

Бывало, стоя перед залом, битком набитым его взволнованными сторонниками, которые затаив дыхание ловили каждое слово своего кумира, Владислав Геннадьевич вдруг замолкал посреди фразы… и все оглядывались назад, в пустой проход между рядами, где задерживался взгляд их депутата.

Нет, правда, если Варяг и испытывал радость и покой, то лишь потому, что академик Нестеренко выполнил свое обещание и доставил Свету и Олежку на третий день после того памятного разговора в институте. Все в нем теперь переменилось благодаря присутствию самых родных ему людей. Но если раньше он мог хладнокровно наблюдать за собой со стороны, то сейчас он немного тревожился по поводу происшедшей в нем перемены. Раньше он не испытывал неудобств, ощущая себя одиноким. Раньше он даже не знал этого чувства, не знал одиночества, потому что не мог сравнивать.