Игорь Афонский - Грозовой перевал – 2

Для этого Алекс намочил несколько чужих чистых полотенец нужным химическим составом, который специально сам приготовил.

Военный врач лейтенант Берт сам вёл прием, не доверяя своему сержанту медицинской службы. Морские пехотинцы по очереди заходили на осмотр. Как только тот услышал кодовое слово в приветствии, он отправил сержанта за свежей упаковкой шприцев.

Смотреть на врача было трудно, но Алекс уловил некое недовольство. Тот явно был зол, что его опять попросили выполнить поручение. Врач не знал имен прибывших пленников, они все имели опознавательные номера. Он лишь приблизительно указал расположение крыла, где стоит искать.

— Это номер сектора и номера камер.

Достать нужные документы, для него было проблематично. Следовало самому посмотреть на месте, или выбрать момент, когда их куда-то выведут, а это редкость.

Оказывается, что в тюрьму просто так попасть было сложно, там находился свой небольшой лазарет. Сразу было видно, что к данному вопросу он не подготовился и очень нервничал. Поэтому для начала лейтенант Берт просто обещал, что вылечит морского пехотинца от заразы.

— Следующий! — крикнул он, чтобы не вызвать подозрения.

Алекс вышел, в кармане у него был только подробный план нужного сектора.

В своем отделении у рядового Норви сложились неплохие отношения с темнокожим рядовым Джорджем, который призывался с ним в один день. Ему нужен был «буфер» в своем отделении, который мог бы в чем-то помочь. Так, по мелочам, если попросить. Следовало выработать свою стратегию. А еще нужно было выйти на связь.

Тем вечером на площадке крутили американский художественный фильм «Несколько хороших парней». Оказывается, что на территории базы часто снимают кино. Впрочем, снимать могли где угодно, но в кадр попадали уже знакомые места.

— Шурави! Ты еще жив? Вставай, нам пора идти!

Он открыл глаза, и буквально ослеп от утреннего света. Одновременно, весь мир померк в этот миг. Это был его персональный ад! Звякнули на ногах оковы, настоящие железные цепи, которые своими острыми краями скоб уже давно натерли кровавые мозоли. Пыль своими твердыми частичками почему-то уже не приносит боль. Следует придерживать рукой длинную цепь при ходьбе, чтобы не упасть, не запутаться ногами и не причинить самому себе новую боль. Придерживать, перебирать ногами, и идти почти полусогнувшись.

Скоро будет заражение крови, тогда я просто умру! — безнадежно решил он.

Но всякий раз афганец по имени Сьюда требовал, чтобы он подкладывал кусок чистой ткани между старой железной скобой и фрагментом кожи, чтобы промывал рану на ночь чистой водой. И это была вся его нынешняя благодарность за услугу, которою Соколову когда-то пришлось ему оказать.

Снимать цепи пока было нельзя, точнее нецелесообразно.

Со слов этого человека — им ещё долго следует так идти, пока они не окажутся в нужном месте. Кажется, что эта дорога никогда не закончится. Солнце днём палило так, что не верилось в зиму.

В последнем кишлаке Соколов жил в яме вместе с другим пленным. С рыжим сержантом, родом откуда-то с Западной Украины.

Яма была довольно глубокой, и чтобы подняться из ее самостоятельно об этом речи не могло быть. Длинную деревянную лестницу убирали наверх только на ночь. Было видно, что бородатый сосед давно обжился в этом месте. Его угол был глубоко утоплен в стене, как ниша, и обшит случайными досками и картоном. Спал он на отдельной, вонючей дерюге, ночью укрывался куском старого солдатского одеяла. Одет в грязную афганскую шапку, фуфайку и старую гимнастерку, обут в солдатские сапоги. Всё это висело на нём как на пугале, таким худым и тощим он тогда казался.

Бывший сержант жил в этом месте очень долго, и научился говорить на местном диалекте, наверное, поэтому был таким наглым и дерзким. Или казался таким, он как бы оправдывал своё пленение таким поведением. Сразу поставил условие, чтобы «нужное ведро» выносил новичок.

Соколов никогда не задумывался над национальными различиями, для него все люди в Советском Союзе были одинаковыми и, конечно, далеко не братьями. Как бы, усиленно не твердила советская идеология того времени, что все люди друг другу братья, советское общество было и оставалось очень разным. И если даже допустить какое-то родство, то оно было относительным и очень далеким.

Сам Соколов не был похож на стандартного русского. Казалось, что далёкие кочевые предки не подкачали в этом вопросе: тёмные волосы, несветлая кожа, волосатые руки и кривые ноги, тёмный цвет глаз. И если бы не фамилия, то вопрос о его национальности стоял бы совсем иначе.