Максим Михайлов - Возвращая долги…

Все эти мысли видимо отражались на моем лице, словно в зеркале. Уязвленный в лучших своих чувствах, разобиженный до самой глубины души, я даже не думал их скрывать. Просто начисто забыл об этой выработанной годами необходимости. Нет сомнений в том, что Луиза легко читала меня в тот момент, будто раскрытую книгу.

– Ну не расстраивайтесь, я вовсе не хотела Вас обидеть, – музыкой прозвучал ее тихий голос.

И дрогнула, дрогнула-таки в нем предательская жалостливая нотка. Нет, она вовсе не бесчувственная гордячка, как я уже себе вообразил. Ей действительно жаль хлестких не ко времени произнесенных слов. Радость, такая же сумасшедшая и бурная, как секунду назад обида, вспыхнула во мне. Да что же это? Что со мной делает эта девчонка? Что за странная власть ей дана над моими чувствами, что одним единственным словом она может обрушить меня в пучину горя и печали, или наоборот вознести на самый пик неземного счастья. Я ведь даже не знаю ее толком. А вдруг она груба, лжива, порочна? Да, что там далеко ходить, вдруг она просто дура? Тупая меркантильная тварь, как большинство моих знакомых москвичек… Я продолжал уговаривать себя одуматься, взять себя в руки, а в глубине души уже знал, что это невозможно. Нет, конечно же, нет! То что я не мог увидеть умом, я давно с успехом разглядел сердцем. Она была просто прекрасна, как лицом и телом, так и всей своей душой. Прекрасна и желанна…

– Не обижайтесь на меня, пожалуйста, – робко попросила она. – А то у Вас такое лицо стало, что я… ну не знаю, как сказать… Словно конфету у ребенка отняла, или щенка пнула… Вы не обижайтесь только, хорошо?

Конечно, как я мог обижаться на нее? Я готов был на все, лишь бы она оставалась рядом, пусть высмеивает меня, ругает, дразнит… Все что угодно, лишь бы не уходила, оставалась здесь, со мной…

– Я не хочу заканчивать Ваш портрет, – хрипло выдавил я.

– Не хотите и не надо. Ничего страшного, – мягким участливым голосом, каким говорят с тяжелобольными поспешила согласиться она. – Мне он не очень-то и нужен был, это все Наташка…

– Нет, вы не поняли, – заторопился я, понимая, что обязательно должен ей все объяснить, что это вопрос жизни и смерти.

– Вы не поняли. Просто это неправильный портрет. Вот он, почти готов, можете его взять, если хотите. Но лучше его порвать, иначе он может все испортить…

Я спешил, захлебываясь и заикаясь, путая фразы и сам себя не слыша, в отчаянии понимая, что никак не могу подобрать нужных слов, что кажусь ей сейчас полным идиотом. И от этого сбивался еще больше, удивляясь, как она вообще до сих пор еще меня слушает, вместо того, чтобы просто встать и уйти. Но она слушала, внимательно глядя мне в лицо, сосредоточенно хмуря брови. Слушала, и я продолжал:

– Вы только не отказывайтесь сразу, обещаете? Можете не соглашаться, но и не отказывайтесь, пожалуйста. Просто выслушайте меня и подумайте…Обещаете? Вот. Я хочу нарисовать другой Ваш портрет, настоящий. Тот, на котором вы действительно будете выглядеть такой, как вы есть. Будете молодой Шатаной. На фоне гор, рядом с боевым конем, в старинных доспехах…

– У Шатаны не было боевого коня и доспехов. Вы что-то путаете, художник, – рассмеялась она. – Но сама идея мне нравится. Считайте, что я согласна.

– Правда?! Вы на самом деле согласны мне помочь?!

Радость моя была так безмерна, что я чуть не пустился в пляс прямо посреди запруженного туристами Арбата.

– Правда, правда, что Вас так удивило? – улыбалась Луиза, глядя на мое горящее искренней радостью лицо.

– Тогда оставьте мне номер своего телефона. Я Вам обязательно позвоню. Когда Вам будет удобнее?

– Даже не знаю, – по ее лицу пробежало едва заметное облачко. – Когда вы хотите начать рисовать?

«Не рисовать, писать! Картины пишут, а рисуют на заборах!» – язвительно произнес у меня в мозгу кто-то неизвестный дежурную фразу любого художника. Но я вовремя взял это свое противно-ехидное «я» под плотный контроль и удержал обидную реплику внутри, не дав ей вырваться наружу. Шатане, то есть, тьфу, Луизе однозначно была простительна столь распространенная оговорка, в ее прекрасных устах она звучала даже мило. Нет, положительно, в этой девушке меня восхищало все, включая и то, что обычно вызывало приступы глухого раздражения. Это было настолько новое и приятное чувство, что я даже немного его побаивался, старался не давать ему захлестнуть меня целиком, чтобы не потерять над собой контроль. Уж не влюбились ли вы с первого взгляда, батенька?