Иван Стрельцов - Полоса препятствий

Сам старший прапорщик сидел в командно-штабной машине в гордом одиночестве и внимательно просматривал бланки накладных, не забывая при этом отхлебывать из эмалированной кружки горячий, ароматный «Нескафе».

Взглянув на вошедшего, Юденич недовольно поморщился и снова опустил глаза, изображая полную занятость, буркнув:

— Можешь даже не тратить время на разговоры, я сказал уже один раз — не дам. Значит, не дам. И не дави на жалость, мы служим в разных войсках и, соответственно, разная отчетность.

— Нов данной ситуации мы вроде как в одной лодке оказались, — выдавил Виктор, бесцеремонно усаживаясь на табурет перед Юденичем. Он все еще надеялся этот вопрос урегулировать миром.

— Лодка, крейсер, авианосец — эти определения оставь для флота, — отхлебнув из кружки, старший прапорщик с раздражением бросил бланки на стол и, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, быстро заговорил: — Сказано тебе, разная отчетность, различные войска. Нам своих, что стоят на довольствии, нужно кормить, а не всяких там.

«Мирного урегулирования не получилось», — с сожалением отметил про себя Виктор и, хмыкнув, неожиданно сказал:

— А знаете, когда вы отказали Равилю, один наш боец, тот, что получает двойную норму пайка, хотел вас зарезать.

В глазах Юденича промелькнул огонек настороженности, но он нашел в себе силы сделать вид, что это сообщение не произвело на него никакого впечатления.

— Зарезать меня? Пусть сперва сопли подотрет, головорез хренов. За одни только эти слова щенок может сесть, любой «особист» их классифицирует как угрозу при исполнении. И получит он пять лет, как с куста. А если чуть больше решит протянуть свои ручонки, так и вовсе дембель его станет резиновым, от десяти до двадцати. Понял? Вот так ему и передай, чтобы за своими словами следил. Все, свободен.

Получив приказ от старшего по званию, Виктор Савченко, однако, не торопился его выполнять. По-прежнему сидя на табуретке, он неожиданно обратился к Юденичу:

— А вы про вьетнамский синдром слышали?

Старший прапорщик едва не поперхнулся очередным глотком кофе, нервно схватил документы, тут же их отбросил. Хрюкнув от негодования, он вперил тяжелый взгляд в Виктора:

— Вьетнамский, афганский, чеченский, х…янский синдромы. Эту лапшу будешь вешать в Комитете солдатских матерей или врачам в психбольнице, когда допьешься до белой горячки. А я двадцать лет в армии, и мне…

Савченко не стал выслушивать до конца зажигательную речь главного хранителя солдатских харчей.

— Я вот тоже подумал, — не слушая Юденича, заговорил младший сержант, — вот если кого зарезать, то, как вы правильно сказали, посадят как пить дать. И к лишениям, которые ты переносил на войне, добавляются тюремные муки. Думаю, это несправедливо. — С этими словами Виктор вытащил из подсумка приготовленную гранату и без раздумий выдернул из запала чеку.

— Да ты что, парень, не стоит, — сглотнув подступивший к горлу ком, забормотал старший прапорщик, его глаза испуганно бегали по сторонам. Он лихорадочно искал выход, которого не было. — Не стоит, ты ведь такой молодой…

— Мне надоело, — тихо произнес Савченко, глядя пустыми глазами сквозь прапорщика. — Мне надоело бегать в атаки, кланяться пулям, мерзнуть, а теперь еще и ожидать голодной смерти.

— Ну какая же голодная смерть, — нарочито веселым голосом воскликнул Юденич. — Я с вами пошутил, а вы такие обидчивые, можно подумать — не морпехи, а целки институтские.

Вскочив со своего места, старший прапорщик быстро подошел к окну и, открыв верхнюю створку, громко окликнул кого-то из бойцов хозвзвода:

— Сиваков, живо ящик свиной тушенки и коробку пшеничных галет разведчикам отнес. По чьему приказу? По моему, ясно? Салабон, твою мать!

Отдав распоряжение бойцу, Юденич захлопнул окно и с подобострастием заглянул в лицо Савченко:

— Вот, сейчас перекусите, а вечером присылайте бойца за горячей пищей. Что же мы, российские солдаты, не поможем друг другу?

Задабривая бойца, старший прапорщик тем не менее не сводил настороженного взгляда с руки, сжимающей гранату, крепко ли пальцы удерживают предохранительный рычаг.

Немного успокоившись, Юденич рухнул на свое место и, выдвинув верхний ящик стола, достал большую плитку шоколада, где на красном фоне был изображен российский триколор, а под золотым двуглавым орлом такая же золотая надпись «Президентский».