Алексей Макеев - Монастырская братва

– Принес? – выдохнули из вонючей темноты. Запашком из квартиры потянуло таким, что Илья бы предпочел оказаться у раскуроченных дверей в лифтовую шахту. Но сдержался, дернул дверь на себя, да так и замер, стоя на одной ноге, разглядывая хозяина. Если проводить ассоциации со словом «колобок», то, по логике, на пороге должно было оказаться нечто круглое, лысое и непременно юркое и изворотливое, но здесь по чьему-то недомыслию система присвоения прозвищ дала сбой. Колобок в данном случае походил на останки рыбы-воблы, причем этими останками побрезговала бы и голодная кошка. Ростом Илье до плеча, голова похожа на огурец со впалыми боками, взгляд остановившийся, белки сплошь в красных прожилках, руки трясутся, теребят край длинной майки, суетливо лезут в карманы немыслимо грязных и драных треников, снова цепляют ободранный, бывший когда-то красным подол. На первый взгляд лет Колобку было двадцать пять, но дышал он, как загнанный жизнью древний старик, – тяжело, с хрипами, покашливал нехорошо и пару раз сплюнул через порог.

Илья без приглашения запрыгнул в квартиру, едва не задохнулся от вони и двинул по коридору, открывая все попавшиеся на пути двери. За каждой разгром и мерзость запустения, старая – несомненно бабкина – мебель покорежена от души, на полу груды тряпья вперемешку с мусором, под потолком на проводе висит одинокая лампочка, занавесок на окнах нет. Хотя, если подумать, зачем они нужны на последнем этаже, кому придет в голову смотреть в окно – если только с крыши свесится. В кухне, ванной и туалете та же картина: сантехника, ровесница хозяина берлоги, в муках доживает свой век, везде грязь и воняет так, что к горлу подступает тошнота.

Илья толкнул последнюю дверь, остановился на пороге, держась за стену. Это подойдет, выбирать все равно не из чего. Комнатенка крохотная, узкая и длинная, как пенал, заканчивается балконной дверью, открытой настежь по случаю теплого времени года. У одной стены продавленный диван, на котором, можно не сомневаться, бабка Колобка когда-то провела свою первую брачную ночь, напротив – полированный письменный стол из цельного дерева с одним-единственным уцелевшим ящиком, остальных давно и след простыл. Больше мебели в комнате не было, зато воняло не так сильно, как в остальной квартире, через открытую дверь с балкона тянуло сырой свежестью, и было слышно, как по перилам стучат капли дождя. Илья плюхнулся на диван, вытянул больную ногу, осторожно повернул ступню вправо-влево: болит, зараза, и ворочается еле-еле. «Только бы не перелом, с остальным я разберусь». Он положил рюкзак на колени, достал из внутреннего кармана пятисотку, кинул ее на подлокотник дивана. Леха и безразличный ко всему, кроме денег, Колобок рванули наперегонки. Хозяин жилья успел первым, сгреб купюру и бессмысленно пялился на Илью.

– У меня к тебе предложение, – проговорил тот. – Каждый день я буду давать тебе деньги. Каждый день по пятьсот рублей. А ты меня ни о чем не спрашиваешь, словно меня и нет здесь. Договорились?

– Да, – невнятно пробормотал Колобок. – А…

– И вопросов не задаешь. Если мне что-то понадобится – сходишь и купишь, сам я пока не могу. Держи. – Рядом легла еще одна, на этот раз тысячная, купюра. – Сгоняйте кто-нибудь в аптеку. Обезболивающее купите, для дезинфекции ран что-нибудь и бинт эластичный. И поесть что-нибудь заодно. Сдачу себе оставьте, только быстро!

На этот раз Леха оказался проворнее, схватил деньги и зашлепал тапками по коридору. Колобок помаячил еще на пороге, глядя на «квартиранта» безумными глазами, и тоже провалился. Илья услышал, как хлопнула входная дверь, выдохнул и прикрыл на секунду глаза. «Мышка» получила передышку, ушла из-под носа охотников, потрепанная, с поврежденной лапой, но ушла же!

Илья добрался до выключателя на стене, хлопнул по клавише ладонью. Ого, здесь сохранился музейный экспонат – трехрожковая люстра, жутковатого вида образец советской легкой промышленности. Пыльный, местами расколотый, он функционировал исправно, слежки Илья не опасался, плюхнулся обратно на диван и задрал штанину на правой ноге. Чего-то в этом роде он и ожидал – лодыжка отекла, раздулась, кожа отсвечивала бледно-синим и зверски ныла при каждом осторожном прикосновении. Илья снова попытался крутануть ступней, пережил, откинувшись на спинку дивана, краткую потерю сознания, вытер взмокший лоб. Плохо дело, на восстановление уйдет недели две, если не больше, и то при условии, что кость цела. «Обойдется». Илья насторожился, потянулся к рюкзаку, запустил в него руку и сжал рукоять «ижа». В коридоре хлопнула входная дверь, послышались голоса – нарики невнятно переругивались, кто-то первым делом ринулся в кухню, загрохотал чем-то, уронил на пол и, видимо, пнул от души, так как металлический звон усилился, когда предмет врезался в стену.