Кирилл Шарапов. - Клинсмер

Но больше всего меня заинтересовали сами княжества, тем более, что в одном из них я и находился. Бандиты, хотя уже правильнее сказать и не бандиты, а хозяева княжества, занимались всем понемногу. Основным направлением многочисленных заводов бывшей Владимирской области стало производство оружия. В принципе, Владимирское княжество располагалось на прежней территории области, но там обитали только рабы и крестьяне, живущие за счет сельского хозяйства, основная движуха крутилась вокруг самого Владимира. Из Коврова сюда был эвакуирован завод имени Дегтярева, на котором сейчас и собирались все старые модели Калашниковых, несколько видов пистолетов, пулеметов и боеприпасы к ним, а также мотоциклы и багги, получившие огромное распространение на всей территории бывшей России и стран С.Е. За счет этого и процветало княжество. Также оружие изготовлялось в Н.Т.Р. и Московском княжестве, у которого в руках остался Тульский оружейный завод. До сих пор огромную прибыль приносил КАМАЗ и тольяттинский автозавод, выпускавший теперь в основном внедорожники, нескольких модификаций на базе Нивы, правда, очень качественные и малые грузовики. Вообще самым доходным бизнесом являлся транспорт, перевозки, торговля и производство оружия, наркотики, работорговля, а у Н.Т.Р. добыча и поставка топлива. Неплохую прибыль давало сельское хозяйство – есть хочется всегда, вне зависимости, имеется у тебя автомат или нет. Также за девять лет очень сильно изменился климат, зима в России в центральной полосе стала очень похожа на европейскую, холодом теперь считалось пять градусов ниже нуля, но такое случалось крайне редко. В феврале, как самом холодном месяце, температура ночью колебалась от нуля до плюс пяти. Да, мир сильно изменился, и мне оставалось только найти свое место в нем, но для начала выяснить, кто я такой, что я могу, и как дальше жить.

Утром ко мне заглянул врач.

– Ну, молодой человек, как мы себя чувствуем?

– Нормально чувствуем, – кисло отозвался я, сидя на кровати и разглядывая гостя.

Доктор был невысоким полным человеком, в круглых очках и с лысеющей головой. Голос у него оказался скрипучий и неприятный. Но уж какой есть.

– А почему так грубо? – спросил он, слащаво улыбнувшись.

– Да так, настроение не очень, – отозвался я, продолжая разглядывать его.

– Ну, тогда давайте знакомится, меня зовут Александр Анатольевич.

– Восьмой, – сказал я, – ведь именно так вы меня зовете.

– Как грубо, – сказал он, словно маленькому ребенку, который обозвал его бякой. Не задерживаясь больше в дверях, он прошел в палату и уселся на единственный табурет, стоящий напротив меня. – Так как все-таки твое настоящие имя? – снова спросил он.

– Не помню, – отозвался я.

– А где раньше жил?

– Не помню.

– Сколько тебе лет? – продолжил он свой допрос.

– Ну, это просто, когда я сюда попал мне было двадцать два, – начал считать я, – значит, спустя девять лет, должно быть тридцать один.

– Так, значит что-то ты помнишь, – вынес вердикт врач. – Ну, а теперь давай посмотрим на твои зрачки.

Минут двадцать он гонял меня по разным тестам, светил маленьким фонариком в глаза, стучал молоточком по коленке, послушал дыхание, измерил пульс. В конце концов вынес вердикт:

– Вы абсолютно здоровы. Конечно, нужно пройти полное обследование, но я уверен, что кроме провалов в памяти, у вас ничего серьезного нет.

– Доктор, тогда скажите, когда меня выпишут?

– Если все будет нормально, то через неделю, – отозвался он, выходя в коридор. Потом как-то странно посмотрел на меня и спросил, – а что, ты так хочешь отсюда выйти?

– Да, – ответил я, не понимая интонации, в которой был задан вопрос.

– Странно, – сказал он и закрыл дверь.

Весь день я провалялся на койке, вставая лишь для того, чтобы поесть и сходить в туалет. Пару раз ко мне забегала Вика, узнать о моем самочувствии. Иногда заходили незнакомые доктора, смотрели на меня, как на диковинку, разговаривая между собой на своем медицинском языке, при этом употребляя огромное количество всяких терминов, которых нормальному человеку и знать-то не положено. Иногда с улицы раздавались длинные автоматные очереди, а следом либо крик, либо мат. Весь день я насиловал свою память, пытаясь вспомнить хотя бы свое имя. Но ничего не получалось.

«Интересно, – подумал я, – когда у человека есть имя, он значится во всяких картотеках, у него есть документы, жилье, работа, а вот у меня имени нет или есть, но я его не помню, так выходит, что меня просто не существует?». Эта мысль вогнала меня в глубокую депрессию, в которой я и прибывал весь остаток дня. Вечером ко мне снова заглянула Вика с какой-то незнакомой девушкой.