Андрей Воронин - Из любви к искусству

При одном взгляде на пивные бутылки ему сделалось еще хуже, но он мужественно донес их до дома, мужественно откупорил одну и заставил себя единым духом выпить половину. После этого дело пошло уже проще, и Михаил Александрович с удивлением убедился, что пиво действительно помогает.

Немного придя в себя, он прибрался на кухне, имевшей такой вид, словно здесь всю ночь веселилась компания из десяти человек, побрился и отправился в гараж, где стоял его ушастый «запорожец». Если бы кто-то спросил, зачем ему это понадобилось, Перельман затруднился бы с ответом. В последнее время старенький «запорожец» ездил очень неохотно, а сам Михаил Александрович садился за руль с еще большей неохотой: его вдруг начали одолевать совершенно неуместные, какие-то детские комплексы, выражавшиеся в том, что он стал стесняться своей машины. Времена, когда любой, даже самый скромный, автомобиль считался атрибутом красивой жизни, как-то незаметно миновали. Улицы города постепенно заполнились новенькими, с иголочки, «волгами» и «Жигулями», не говоря уже об иномарках, самая старая из которых могла не глядя дать жестянке Перельмана сто очков вперед. Сидя за рулем своего «запора», Михаил Александрович невольно чувствовал себя взрослым дядей, сдуру вырядившимся в ползунки и вместо сигареты засунувшим в рот пустышку. Кроме того, издыхающая от старости машина требовала постоянного ухода и ремонта, а ковыряться в грязном железе Перельман, мягко говоря, не любил.

Тем не менее, приведя в порядок себя и квартиру, он натянул на широкие плечи старенькую куртку из треснувшего на сгибах дрянного кожзаменителя, надвинул на лоб засаленную «гаражную» кепку и вышел из дома, держа путь к своему гаражному кооперативу.

Кооператив был старый, полудикий и представлял собой два длинных ряда ржавых жестяных гаражей, приткнувшихся к серой бетонной стене какого-то завода, – какого именно, Михаил Александрович так и не удосужился узнать. Асфальта здесь не было, охраны тоже, но Перельмана такое положение вещей вполне устраивало: бездорожье было его машине нипочем, а времена, когда кто-то взламывал и угонял «запорожцы», слава Богу, давно прошли и забылись, как сон.

Он выкатил свою тележку на пустырь, загнал ее на эстакаду и немного поковырялся под днищем, проверяя подвеску. Внизу все заросло толстенным слоем сухой крошащейся грязи, и Перельман так и не понял, в порядке у него подвеска или нет. На всякий случай он прокачал тормоза, немного поработал насосом, подкачав все четыре колеса, проверил уровень масла и заправил бак из стоявшей в углу гаража тридцатилитровой канистры. Зачем он все это делает, Михаил Александрович по-прежнему не представлял. Просто ему вдруг подумалось, что машина, раз уж она имеется, должна содержаться в порядке и быть готовой в любой момент отправиться в путь.

О сервизе он почти не думал – так, вспомнил пару раз и почти сразу же забыл. Он давно заметил, что в пьяном виде люди склонны строить воздушные замки и воспламеняться самыми безумными и завиральными идеями. Для пьяного не существует никаких преград – вернее, он склонен их не замечать. Ладно, рассуждает пьяный человек, ладно, вы правы. Сейчас я пьян и не уйду дальше вытрезвителя, но завтра!.. Завтра, когда я буду трезв, ничто не помешает мне стать богатым и счастливым! Я сделаю то-то, то-то и еще то-то, рассуждает он. Не понимаю, как я не додумался до этого раньше? А наутро сверкающие горизонты опять сужаются до размеров крохотной серенькой точки, и препятствия, накануне казавшиеся пустяковыми, вырастают до самого неба, полностью закрывая цель. И начинает казаться, что никакой цели не было в помине – так, мираж, элемент пьяного бреда… Ну какие, в самом деле, могут быть золотые клады – в наше-то время, в самом центре Москвы! Ну найдут горшок с медяками при сносе старого дома.., или, скажем, рулон «катенек», засунутый в старый дымоход. Да и то… Нет, чепуха это все!

Он с неловкостью вспомнил вчерашний вечер и даже тихонько застонал от стыда. Это же надо было такого насочинять! Тоже мне, граф Монте-Кристо… Хорошо, что хоть в милицию звонить не начал, чтобы опередить возможных конкурентов. Вот было бы позорище!

Он вернулся домой, принял душ, плотно пообедал остатками вчерашнего ужина и провел вечер перед телевизором с книгой на коленях. Когда по телевизору начиналась рекламная пауза, он отключал звук и принимался читать, все время чувствуя затылком леденящее дыхание пустоты, привычно заполнявшей двухкомнатную квартиру, в которой когда-то было так тесно, а теперь стало чересчур просторно. Невидящим взглядом глядя в раскрытую на середине книгу, он думал о маме и вдруг вспомнил, что в кармане вывешенного в лоджию для проветривания пиджака лежит приглашение в Израиль. Теперь его мысли целиком сосредоточились на этой бумажке.