Андрей Воронин - Из любви к искусству

– Как раз это проще всего, – сказал Дорогин. – Помнишь «жигули», с которыми мы разминулись? Если это были убийцы, то они нас тоже видели. Они могли заметить и узнать тебя, но скорее всего они узнали мою машину. Значит, это те самые люди, которые следили за тобой. Ситуация от этого только еще больше запутывается, но другого объяснения я просто не вижу. А что тебе сказали?

– Что сказали… Сказали, что, если я хоть словечком обмолвлюсь о сервизе Фаберже, со мной будет то же, что и с Перельманом. Сказали, чтобы я забыла об этой истории, если хочу жить. Сказали, что им известно о каждом моем шаге и что я умру через час после того, как о сервизе узнает кто-то еще. Особенно милиция… Вот, собственно, и все, если не считать эпитетов, повторять которые у меня просто язык не повернется. Ах да! Еще мне велели убираться отсюда поживее, пока меня тут не замели. Боятся, наверное, что на допросе я испугаюсь следователя больше, чем их, и скажу что-нибудь лишнее…

– Насчет того, чтобы убраться отсюда, я с ними целиком и полностью согласен, – сказал Дорогин. – Делать нам здесь больше нечего. Как говорится, суши весла…

Они молчали почти всю дорогу. Белкина мрачно курила, глядя в боковое окно на проносящиеся мимо огни. Центр города жил яркой ночной жизнью в мигающем свете разноцветных реклам и ослепительном сиянии витрин дорогих магазинов. Дорогин вел машину, то и дело поправляя свою повязку. Наверченная неумелыми руками Белкиной марлевая чалма ослабла и все время норовила сползти на глаза, зато головная боль исчезла, словно ее и не было. Правильно, подумал Дорогин. Клин клином вышибают. Перельману, бедолаге, сейчас наверняка хуже.

– Ну, – нарушая затянувшееся молчание, спросил он, – и что ты решила?

– В каком смысле? – после длинной паузы откликнулась Варвара.

Дорогин промолчал. Вопрос Белкиной был чисто риторическим и преследовал одну-единственную цель: немного оттянуть неизбежное и еще раз обдумать слова, которые все равно должны быть сказаны.

– А что тут решать? – подозрительно ровным голосом произнесла Варвара, нервным жестом гася в пепельнице сигарету и тут же вынимая из пачки новую. – Живая собака лучше мертвого льва, и уж тем более живая Варвара Белкина намного лучше мертвой. Если ты придерживаешься на этот счет другого мнения, лучше скажи об этом сейчас.

– Мое мнение в данном случае стоит немного, – сказал Дорогин. – Это твоя жизнь и твоя история. Не все истории заканчиваются так, как нам хотелось бы. Я бы советовал тебе посидеть несколько дней дома, чтобы все это как-то улеглось. Скажись больной или просто возьми отпуск за свой счет. Может быть, лучше даже уехать на какое-то время из города. Если тебе нужны деньги, я с удовольствием помогу.

– Я подумаю, – по-прежнему глядя в окно, сказала Варвара. – Все это еще нужно кате следует обдумать… Спасибо тебе, Дорогин.

– За что?

– А за все, – сказала Варвара и больше не проронила ни слова до самого своего дома.

Дорогин проводил ее до самой квартиры, отклонил не слишком настойчивое предложение выпить чашечку кофе и ушел только после того, как за Варварой захлопнулась дверь. Усевшись за руль, он в очередной раз поправил сползающую на глаза повязку, запустил двигатель и стал думать о том, под каким соусом преподнести эту историю Тамаре.

Ночные приключения оставили у него на душе очень неприятный осадок. Было такое ощущение, словно кто-то очень большой и грубый уперся грязной потной пятерней ему в лицо и презрительно оттолкнул: не лезь, сявка, не твоего ума дело… Он вертел события так и этак, пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку, но все было тщетно. У него все время выходило, что кто-то заранее знал и о том, что сервиз будет найден, и о том, кто и при каких обстоятельствах его обнаружит, и даже о роли Варвары Белкиной в этом деле. Ведь не зря же за ней следили те двое! Этого просто не могло быть, но иного истолкования имевших место событий Дорогин не находил, сколько ни пытался.

Сворачивая на проселочную дорогу, которая вела к его дому, Муму решил, что эта история еще далеко не закончена, и дал себе слово позвонить Белкиной, как только проснется.

Петрович задумчиво сложил трубку мобильного телефона и не торопясь положил ее на край стола. Он позвонил на квартиру Перельмана сразу же, как только Борис сообщил ему по мобильнику, что во двор дома, где жил учитель, въехала машина Серого. Мамонтову повезло: трубку взял не Серый, который, чего доброго, мог бы узнать его по голосу, а сама журналистка. Запугать бабу ничего не стоило: она, похоже, и сама понимала, что влезла не в свое дело и зашла чересчур далеко. Под каким бы слоем земли и мусора ни лежали большие деньги, они обязательно рано или поздно вылезут на поверхность, и у них тут же появится хозяин, который будет защищать свою собственность от любых посягательств. А кому быть хозяином? Ответ прост: тому, у кого хватит сил и решимости им стать. Эта роль не для бабы-журналистки и уж подавно не для очкастого учителишки. Это понятно любому, у кого в голове есть хотя бы одна извилина. Учитель сглупил, возомнив о себе лишнее, и был за это наказан, зато Белкина, похоже, очень хорошо все поняла и больше не станет путаться под ногами.