Андрей Воронин - Двойной удар Слепого

Глеб, углубленный в чтение, вздрогнул и рассеянно взглянул на генерала:

– Вы меня о чем-то спросили?

– Я говорю, сейчас-то наконец чувствуется праздник.

– А, да, чувствуется…

– Что, так интересно? – Ирина подошла к Глебу, положила руки ему на плечи.

– Ты знаешь, очень.

– Не из вежливости говоришь? – подозрительно нахмурился Лоркипанидзе.

– Перед вами я лицемерить не стану.

– А можно, я почитаю? – Ирина вопросительно посмотрела на отставного генерала.

Тот развел руками:

– Честно говоря, я не думал, что кому-нибудь это будет интересно.

– Не скромничайте, не скромничайте, Амвросий Отарович, – сказал Глеб.

– Ну, тогда отложи на следующий раз. А сейчас пора будить Анну и усаживаться.

– Да, пора, – Ирина потянула Глеба за руку. – Новый год в двери стучит.

Глеб встал с кресла, повернулся к столу.

– Ну вы и наготовили! Здесь действительно на целую свадьбу. И когда вы только успели?

Ирина переглянулась с генералом.

– Ты знаешь, у Амвросия Отаровича такие запасы, что у меня складывается впечатление, он действительно решил устроить чью-нибудь свадьбу. А сколько еще мы привезли!

– Ну что ж, много – не мало, дорогие гости. Остался заключительный штрих. Сейчас мы украсим стол подсвечником, – сказал генерал, направляясь в соседнюю комнату. Вскоре он появился, торжественно держа в обеих руках по огромному старинному подсвечнику.

– Вы похожи на священника, Амвросий Отарович.

– Священников не люблю.

– Не любите? – удивилась Быстрицкая.

– Да, священников не люблю. А вот к религии у меня отношение положительное. И вообще я считаю, что священники во многом все портят. Ты обращала внимание на лица священников?

– Да, да, я понимаю, о чем вы хотите сказать. Но как же без них?

– Я почти полвека проработал в органах. Через мои руки прошло такое количество всевозможных бумаг, доносов, написанных священниками – теми, которые сейчас вещают с экранов телевизоров о любви к Богу и ближнему, о христианских заповедях и общечеловеческой морали. Если бы ты только видела эти бумаги!

Сколько там грязи! Вот тогда, я думаю, Ирина, и у тебя отношение к служителям культа резко изменилось бы.

– Да что вы, Амвросий Отарович, я же совсем другое имела в виду. Как же без них?

– – Да, без них, наверное, не обойтись. Они посредники между нами и Господом.

Глеб вмешался в разговор:

– Обойтись можно. Вера заключается не в том, чтобы ходить в церковь и исповедоваться батюшке. Бог должен быть в душе.

– Ты прав, Глеб. Ну-ка, поставь подсвечник на тот край стола, – Лоркипанидзе подал Глебу подсвечник, – а второй мы поставим на этот. Вот так будет хорошо.

И забудем про священников. И вообще давайте сегодня не будем говорить ни о чем плохом.

– Давайте, – кивнула Ирина, поправляя волосы.

– Вот и прекрасно. Кажется, все готово, – генерал взглянул на часы, тикающие на стене. – У нас еще есть время, надо бы принарядиться. Я успею приготовиться, а ты, Глеб?

Сиверов пожал плечами:

– А что мне готовиться? Я готов всегда и ко всему, как пионер.

– Ну тогда я пошел приводить себя в порядок.

Глеб и Ирина остались стоять у празднично убранного стола.

– За этим столом могла бы собраться большущая семья человек из десяти, – сказал Глеб.

Ирина догадалась, что имеет в виду Глеб, и немного покраснела.

– Чего ты смущаешься, дорогая?

– Мне все еще как-то непривычно, что наша семья должна увеличиться.

– Семья на то и семья, чтоб увеличиваться.

– До чего же здесь хорошо! – прошептала Ирина. – Спокойно, тихо, в камине трещат поленья, тикают старинные часы, пахнет хвоей… А вскоре загорятся свечи, и мы все сядем за стол.

– Да-да, все, – Глеб прикоснулся ладонью к животу Ирины, – и он тоже.

– И он тоже. Куда же мы без него?

Глеб поцеловал Ирину в губы. Она ответила ему поцелуем. Потом сказала:

– Я пойду переоденусь, заодно разбужу Анечку.

– Давай я сам займусь Анечкой.

– А я думала, ты, Глеб, хочешь еще посидеть, почитать.

– Потом почитаю.

– А у тебя будет время? – пристально посмотрев в глаза Глебу, спросила Ирина.

Тот на несколько мгновений задумался.

– Думаю, когда-нибудь будет.

– Как я устала, Глеб! Если бы ты только знал, какой этот год тяжелый!

– Знаю, родная, знаю… – он нежно погладил Ирину по волосам. Затем взял ее ладони и поцеловал кончики пальцев. – У тебя руки пахнут чесноком.

– Я же не бездельничала, как ты, а возилась на кухне. Ну, я пошла переодеваться.